Жан-Батист Каррье – террор во имя свободы

Эпоха террора Великой французской революции стала одной из самых кровавых глав в беспокойной истории республики. Революции, как известно, делают не выпускницы институтов для благородных девиц. Однако даже на фоне не боящихся крови лидеров восстания фигура Жан-Батиста Каррье заслуживает особенного внимания. Ведь именно его стараниями устье Луары за считаные месяцы заполонили тысячи гниющих трупов.

Комиссар из Парижа

В разгар вандемьера II года республики, когда вся остальная Европа считала, что на календаре октябрь 1793 года, комиссар Конвента Жан-Батист Каррье прибыл в портовый город Нант для подавления вандейского мятежа. Комиссар был высоким, немного сутулым молодым человеком, с обильно напомаженными по тогдашней моде тёмными волосами и маленькими бегающими глазами на смуглом лице.

Современники вспоминали его как неприятного, мрачного и глубоко неуверенного в себе человека, подверженного внезапным вспышкам бешенства. В ярости Каррье мог выхватить саблю и начать ею размахивать, угрожая расправой врагам революции, которых он называл не иначе как «сволочами и прохвостами». Тем не менее должности его уровня за бегающие глазки не дают. Каррье зарекомендовал себя как грамотный управленец и непримиримый борец с. бунтовщиками, поэтому именно ему выпала честь расхлёбывать бурливший в Нанте кровавый котел. Но, как оказалось, у комиссара были свои представления о том, как надо бороться с мятежниками.

Вандейский мятеж

В то время оба берега Луары захлестнули гражданские войны между вандейцами и шуанерией с одной стороны и сторонниками революции с другой. Город Нант фактически оказался в осаде: кругом бои и мародёрство, крестьянский бунт обещал голодную зиму, скудный подвоз продовольствия раз за разом срывали налёты мятежников, преступность – реальная и мнимая – переросла все возможные пределы.

Тюрьмы города были переполнены заключёнными из числа тех, кого не за что было расстрелять на месте, как бы ни хотелось. Туда же со всей округи свозили «не присягнувшее духовенство» – осуждённых на депортацию священников, отказавшихся примкнуть к якобинцам и Первой республике. Кормить заключённых было нечем, катастрофическая перенаселённость камер и антисанитария грозили эпидемией дизентерии, тифа и прочих малоприятных хворей нечистот. При этом тюрьмы располагались в самом центре города, откуда болезни легко могли распространиться. Заразе ведь всё равно, кто поддерживает революцию, а кто нет, – она никого не щадит.

Чтобы хоть немного разгрузить казематы, заключённых временно разместили на переоборудованном под тюрьму кофейном складе в порту и пришвартованных в гавани кораблях.

Страшный сон доктора Гйльотена

Официально именно страх эпидемии сыграл решающую роль в определении дальнейшей судьбы узников. После того как несколько надзирателей, тюремных врачей и судей заразились сыпным тифом от врагов нового порядка, было решено как можно скорее депортировать роялистов куда подальше. Здесь-то на арене и появляется господин Каррье.

Вместо депортации новый комиссар Нанта решил устранить проблему на корню. Однако, по всей видимости, Каррье был из числа недовольных рутинной конвейерной казнью на милосердной гильотине, а потому придумал новый, до гениальности простой и до нутра садистский способ казни – массовое утопление.

Жертва речным нимфам

Есть мнение, что идея воскресить практику массовых казней через утопление, введённую в обиход ещё Нероном и Калигулой, принадлежала не самому Каррье, а его оппонентам – мятежникам-вандейцам. Эти ребята вообще были большими выдумщиками в плане изобретения мучений.

В первые месяцы восстания они завалили колодец в Монтегю телами убитых республиканцев и для надёжности завалили сверху несколькими телегами щебня. Они заживо закапывали людей в землю по шею, бросали связанными в реку, жарили в печах, измывались над ранеными на поле боя, посылая к ним ряженых сестёр милосердия, которые вместо помощи цинично выкалывали беднягам глаза. Но комиссар, боявшийся обвинений в «недостатке усердия» со стороны озлобленных народных масс, довёл старый метод до ужасающего совершенства.

По его приказу в ночь с 16 на 17 ноября генерал-адъютант Гийом Ламберти и обвинитель Революционного трибунала Фукье-Тенвиль пришвартовали в Нанте ветхую барку «Самаритянин» и вручили тюремным надзирателям список из 90 священников, приговорённых к выдворению из страны. Изнурённых невыносимыми условиями содержания клириков выпихнули из ка-мер, отобрали все ценные вещи, связали по двое и загнали на борт. Одних, без охраны и сопровождения, но тогда никто не обратил на это внимание. Лишь позже несколько местных рыбаков и лодочников припомнят, что накануне над «Самаритянином» колдовала группа плотников.

Когда перегруженная барка дошла, до стремнины Луары, один из священников заметил, что все борта испещрены круглыми дырами, через которые хлещет речная вода. Из-за чрезмерной загруженности посудина со связанными священниками начала стремительно тонуть. На борту поднялась паника. Священники, осознавшие, что им пришел конец, начали исповедовать друг друга перед смертью. Один из солдат по имени Уэйли так описывал этот момент: «Спустя 15 минут как баржа отчалила, я услышал громкие крики. Благодаря тишине ночи я слышал всё прекрасно, понимая, что это были погруженные на баржу люди, которых убивали самым свирепым образом. Проснувшиеся от криков мои сослуживцы также слушали эти крики, пока наконец все не стихло». Всё это происходило под бесстрастным наблюдением Ламберти и Фукье.

Троим из 90 безжалостно утопленных священников удалось выбраться на берег, после чего двоих из них схватила и убила стража. Кроме того, выяснилось, что топить старые суда слиш-ком дорого и долго, поэтому Каррье приказал построить для последующих казней специальные посудины с люком в днище. Комиссар поэтично окрестил их «Нантскими нуаядами», игриво отождествив живодёрскую практику с древнегреческими богинями, Сам же процесс казни садист завуалированно назвал «вертикальной депортацией».

Восхождение террора

Вторая казнь состоялась всего через восемь дней. Молодчики из роты Марата под руководством всё тех же почтенных господ Фукье и Ламберти раздели донага и согнали на нуаяду 58 мятежных священников из Анже. Прежние ошибки пошли впрок: на сей раз казнимых отвезли к устью Луары и затопили подальше от берега. Не выжил никто.

Несмотря на то что казнь проводилась ночью и в отдалённом районе, каратели опасались, что рано или поздно трупы начнут всплывать. И эти опасения оказались оправданными. Вскоре к берегам Нанта и Вандеи начало прибивать течением десятки мёртвых тел, голых и распухших от длительного пребывания в воде, что до смерти перепугало местных жителей. Смрад разлагающихся тел заполнил воздух, вода стала ядовитой. Даже творящийся вокруг хаос гражданской войны не смог сгладить ужас этой картины.

4 декабря того же года Жан-Батист Каррье на встрече с ключевыми членами Революционного комитета Нанта и местной ячейки якобинского клуба во всеуслышание предложил свои методы в качестве быстрого и надёжного решения проблем депортации заключённых. После долгого и жаркого обсуждения был составлен список первых трёхсот кандидатов на отправку в «отдалённую заграничную исправительную колонию». Под такой формулировкой в документах фигурировало речное дно.

Третье утопление было назначено в ночь с 14 на 15 декабря. Рота Марата нагрянула в тюрьму Буффе и вручила местному руководству упомянутый список, но в тот вечер караульные так перепились, что разучились читать. Заключённых попросту выталкивали из камер наугад, даже не пытаясь проверить, есть ли их имена в списке, отбирали всё ценное, раздевали и под шутки и улюлюканье привязывали попарно к тяжёлым камням. Связанных заключённых вывезли на барже к небольшой рыбацкой деревушке близ острова Шевире вниз по течению Луары и утопили. Их тела уже никогда не всплыли.

23 декабря жертвами правительственных душегубов стали сразу 800 человек, среди которых были женщины и дети. Не пощадили никого. Тех, кому удалось остаться на плаву, добивали конвоиры. Фукье вдоволь позабавился, рубя саблей тонущих детей.

29 декабря та же участь постигла ещё несколько сот человек. Сколько? Об этом знают только воды Луары. Известно лишь, что в ту ночь несколько трофейных голландских галиотов совершили не меньше трёх рейдов к устью и назад. Каждый раз они отчаливали с трюмами, набитыми тремястами жертвами, и каждый раз возвращались налегке.

Последнее массовое утопление совершилось 27 февраля 1794 года в заливе Бурнёф. Тогда по приказу генерал-адъютанта Лефевра был казнён 41 заядлый преступник. В их число входили 24 женщины и девушки, слепой 78-летний старик, 10 детей не старше 10 лет от роду и пять грудных младенцев. Среди казнённых были беременные. Одна из женщин от страха родила прямо на борту нуаяды, но изуверы не пощадили даже новорождённого. Всё потому, что позиция Каррье по этому вопросу была проста и непреклонна: молодые волчата однажды вырастут в свирепых волков. Никому никаких поблажек!

Было задокументировано шесть актов «вертикальной депортации», в результате которых погибло около 4800 человек, но свидетельства причастных к казням говорят об иных цифрах. К примеру, профессор Реннского университета Рожер Дюпьи подсчитал, что всего было проведено до 11 казней, в каждой из которых умерло от 300 до 800 осуждённых. Историк Жак Усне считает, что 4800 человек были утоплены только по личному приказу Каррье, по указке же прочих республиканцев погибло еще по меньшей мере 2000 заключённых. Так что цифра в 10 000 утопленников в Луаре, озвученная Фукье-Тенвилем, звучит куда более правдоподобно. Особенно если учесть случаи менее массовых убийств.

Республиканские свадьбы

В месяцы террора Каррье в Нанте широко практиковалась казнь, прозванная «республиканским браком». Строго говоря, доказательств, что идея казнить людей подобным способом принадлежит именно комиссару, нет. Но изощрённости циничной потехи палачей мог позавидовать сам опальный в те годы маркиз де Сад.

Процедура была незамысловата, но обстановка и сопутствующие унижения приносили воспитанным в пуританском духе жертвам не меньшие страдания, чем сама смерть через утопление. Осуждённых раздевали догола (не позволяли оставить даже исподнее, хотя об этом подчас умоляли даже зеваки), связывали по двое таким образом, чтобы невозможно было спастись вплавь, после чего бросали в реку. Молодых парней привязывали к уродливым старухам, девушек к дряхлым старикам, маленьких девочек к мужчинам. Всё это сопровождалось соответствующими комментариями и остротами палачей.

Конец комиссара

Поразительно, но до поры массовые казни через утопления удавалось держать в тайне от действующего правительства. Лишь в феврале 1794 года агент Конвента Жульен изобличил бесчинства Каррье в письме к Робеспьеру, после чего комиссара спешно отозвали в Париж. К тому времени бунт народа успел оформиться в чёткое контрреволюционное движение, и ушлый деятель, опасаясь за свою шкуру, примкнул к контрреволюционерам-термидорианцам и поддержал переворот 27 июля.

Казалось, гроза прошла стороной. Но в сентябре того же года на процессе против осуждённых Каррье по надуманному обвинению нантских дворян всплыла суровая правда о его собственных тёмных делах. Судья, присяжный и палач в одном лице в одночасье стал подсудимым. Ему вменяли в вину репрессии, воровство, мародёрство, казни невинных и обострение гражданской войны на Луаре, на что бывший комиссар лишь посмеивался и неуклюже шёл в отказ.

Что ж, остаётся надеяться, что он напоследок вдоволь посмеялся. 16 декабря 1794 года любителя кровавых зрелищ настигла будничная смерть на гильотине.