За безопасный атом! Тайна гибели академика Легасова

Физик-ядерщик Валерий Легасов был настоящей гордостью советской науки. В 45 лет уже стал академиком, кавалером трех орденов и лауреатом двух премий. А его именем назвали одно из научных открытий – «эффект Бартлетта – Легасова». Неудивительно, что заместитель директора Курчатовского института заслуженно считался одним из ведущих советских специалистов по атомной энергетике…

Судьбоносное назначение

26 апреля 1986 года Легасова прикомандировали к правительственной комиссии, отправившейся на Чернобыльскую атомную электростанцию, с которой «возникли какие-то проблемы».

Это кадровое решение оказалось спасительным для десятков тысяч жителей Украины и Белоруссии. Но роковым – для самого Валерия Легасова. Правда, известно об этом станет лишь позднее…

Едва прибыв на место, Легасов мгновенно понял все масштабы и тяжесть произошедшей трагедии. И пока на обломках четвертого энергоблока еще полыхал пожар, он, как «научный мозг» комиссии, сумел принять единственно верные решения.

Легасов сумел делом доказать, что не зря его знания были так высоко оценены государством. Именно он предложил тушить горящий реактор попеременно графитом, свинцом, доломитовой крошкой, смесью бора и песка (температура там достигала огромных величин, такой огонь водой не потушишь!). И именно академик настоял на немедленной и полной эвакуации города Припяти, хотя 27 апреля 1986 года радиационный фон еще не достиг тех величин, при которых – по инструкции! – должна проводиться эвакуация. Однако ученый знал, что радиация скоро усилится многократно и тогда эвакуировать население будет поздно, а потому, вопреки всем инструкциям, «продавил» свое решение – и оказался прав.

«Беспокойный» ученый

На месте катастрофы Валерий Легасов провел в общей сложности почти два месяца. Естественно, полученная за это время доза радиации сильно ударила по его здоровью. Однако главная задача – избежать наиболее страшных последствий аварии – была решена.

Но ученый не ограничился лишь ликвидацией последствий аварии, а стал анализировать ее причины. И пришел к неутешительным выводам: в СССР к вопросу строительства и эксплуатации атомных станций подходили с недопустимой халатностью и разгильдяйством, а значит, реакторы, установленные на ряде станций, не соответствуют критериям безопасности. Досталось от ученого и энергетикам, которые эксплуатируют станции, и конструкторам, которые разрабатывают «ущербные» реакторы.

Причем свои разоблачения Легасов в тайне не держал (в июле 1986 года он говорил об этом на заседании Политбюро, а в августе того же года – на конференции экспертов МАГАТЭ в Вене). Этого ему не простили ни чиновники из Минэнерго, ни свои же «братья-ученые». За Легасовым установилась репутация «беспокойного» учёного. Его не выбрали в научно-технический совет родного Курчатовского института. Дважды «прокатили» с выдвижением на звание Героя Социалистического Труда.

Во вторую годовщину чернобыльской аварии, 26 апреля 1988 года, Легасов представил Академии наук план создания совета по борьбе с застоем в науке, но получил отказ. А на следующий день ученого нашли повесившимся в собственной квартире.

Непростительная ошибка

Итак, главный вопрос – почему Легасов сделал это? Чтобы решить загадку смерти академика, нужно прежде всего посмотреть – а чему же была посвящена его жизнь?

Всю жизнь Валерия Легасова можно охарактеризовать одним словом – «борьба». Не какая-то абстрактная (за справедливость, «за место под солнцем» и т. п.), а вполне конкретная – борьба за безопасность советской атомной энергетики. А с безопасностью этой были серьезные проблемы. Уже после роковой аварии Легасов говорил, что Чернобыль начался не 26 апреля 1986 года – он начался в 1961 году. В тот год в космос полетел первый человек – Юрий Гагарин. Этот полет стал высшим – и последним достижением советской науки. После него началось падение – во всех отраслях, в том числе и в атомной энергетике.

Произошло удивительное. Страна, построившая первую в мире атомную станцию (в Обнинске, в 1954 году), затем построившая еще две (Белоярскую и Нововоронежскую), после этих успехов… прекратила развитие атомной энергетики на целых 10 лет! Как считал Легасов, имел место грандиозный просчёт со стороны Госплана СССР – главного органа, определявшего перспективы развития советской экономики.

Плановщики посчитали, что органического топлива (угля, газа) для привычных тепловых электростанций хватит надолго. В таком случае атомная энергетика становилась дорогой – и, в общем-то, ненужной забавой. Но к середине 1960-х годов стало ясно: на одном донецком угле растущую советскую промышленность не поднять. Слишком накладно выходило. Со всех сторон – с экономической, логистической, экологической. И вот тогда пришлось в авральном режиме навёрстывать упущенное. А как навёрстывать? Денег-то – ограниченное количество. А до этого ведь десять лет ничего не вкладывали! И вот тут была совершена роковая ошибка, предопределившая Чернобыль…

«Скроен колпак не по-колпаковски…»

На Земле нет ничего идеального. При самом совершенном оборудовании, при самой профессиональной команде – все равно остается риск возникновения ЧП. А значит, атомную станцию нужно надежно изолировать: спрятать в своего рода «чехол», «капсулу», чтобы все неприятности на объекте оставались в пределах этого «чехла», не проникая в окружающий мир. В западной энергетике такую герметичную оболочку называют «контайнмент» (containment), ну а в советской нарекли просто – «колпак».

Так вот – этого-то спасительного «колпака» не стали делать на советских атомных станциях, строительство которых вновь началось с середины 1960-х! Ведь «колпак» удорожал стоимость станции на 25-30%. При ограниченном финансировании это ставило перед руководителями советской энергетики простую дилемму. Или строить безопасно, но мало (станций). И таким образом, сорвать очередной пятилетний план, уже озвученный «руководителями партии и правительства». Или второй путь – опаснее (без «колпака»), но больше.

Излишне говорить, что был выбран второй путь – более безопасный для чиновничьей карьеры, но гораздо более опасный для людей. Позднее Легасов назовет главными преступниками не персонал чернобыльской станции, а «тех руководителей энергетики 60-х годов, которые одобрили строительство, нарушавшее требования безопасности».

Легасов против военного лобби

Замысел станций без «колпаков», как способ быстро преодолеть десятилетнее отставание, вышел из недр Минсредмаша (министерства среднего машиностроения) – органа, отвечавшего в СССР за разработку и производство ядерного оружия.

Понятно, что с таким авторитетным учреждением было трудно спорить. Но ученые из Института атомной энергии имени И. В. Курчатова (к их числу принадлежал и Валерий Легасов) пытались. Все было напрасно. Как вспоминал Легасов, с ним особо не церемонились: «…это [предложения Легасова] вызвало в министерстве исключительную бурю. Бурю негодования. Особенно у министра Славского, который просто чуть ли не ногами топал на меня, когда говорил, что я неграмотный человек, что лезу не в своё дело…» .

Даже директору института – Анатолию Александрову, соратнику Курчатова, – не удалось пересилить военное лобби. Решение было окончательным: «опасным» атомным электростанциям – быть!

Легасов видел, как много рискованных небрежностей допускается при строительстве и эксплуатации новых станций. Но пока все как-то «обходилось» – это была лишь внутренняя тревога, которую Легасов удерживал под контролем. Но катастрофа в Чернобыле стала для Легасова психоло-гическим шоком. Давно копившееся чувство тревоги начинает принимать у ученого гипертрофированный характер. Начинается психоз.

Психоз академика

Достаточно почитать его последние интервью чтобы понять – с сознанием академика что-то произошло. Вот, например, что он говорил в беседе с писателем Алесем Адамовичем:

«Я сижу и дрожу… Следующая авария у нас произойдёт в Казахстане с фосфором, и в радиусе 300 километров всё живое будет мёртвым… Ближайшая ядерная авария будет на Армянской станции, и вся Армения накроется. Следующая по вероятности – это Ленинградская… Теперь химические аварии: это Дзержинск – там должен быть мощный взрыв. Потом то же самое – объёмный взрыв в Куйбышеве… всё живое будет уничтожено. Это всё произойдёт, если не принять необходимых мер. Причем меры, которые можно принять, – известны! Это самое убийственное: меры, которые нужно принять, – они известны!»

Возникает ощущение, что говоривший эти слова одержим какой-то навязчивой идеей – точнее, навязчивым страхом. Как тут не вспомнить Джеймса Форрестола, экс-министра обороны США, который в 1949 году выбросился из окна психиатрической лечебницы с криком «Русские идут!» – настолько его сознание было травмировано мыслью о «красной угрозе». Возможно, с Валерием Легасовым произошло нечто подобное.

Зная всё это, может быть, уже и не покажется особенно странным то, что произошло 27 апреля 1988 года, когда – академик Валерий Легасов был найден у себя в квартире повесившимся. Может, тогда не будет нужды и в различных конспирологических теориях («Легасова убил КГБ!» и т. п.) -, раз дело можно объяснить «простой» психологией?

P.S.

Незадолго до смерти Валерий Легасов сказал о своем учителе и руководителе – академике Александрове – такие слова: «В чём вина Анатолия Петровича? Его вина в том, что он нехотя, но всё же дал санкцию. Он сначала очень сражался, он воевал, но потом сдался… Но то, что он всё-таки трупом не лёг, как говорится, поперёк всей этой “философии”, – вот, единственно, вина его в этом. Другой его вины нет».

Видимо, Валерий Легасов пусть и с запозданием, но все же решил «лечь трупом» поперёк всей этой «философии». К сожалению – в прямом смысле слова…