Ядерная катастрофа в северной Атлантике – авария на подводной лодке К-19

«За аварию Героев не дают!» — такими словами отреагировал первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев на предложение командующего Северным флотом адмирала Андрея Чабаненко представить к званию Героя Советского Союза 18 членов экипажа подлодки К-19, которые в июле 1961 года предотвратили глобальную катастрофу, во много раз превзошедшую бы чернобыльскую.

Атомоход на вес золота

О трагедии атомной подводной лодки К-19, которую скрывали более 30 лет, мне рассказал Виктор Дмитриевич Стрелец, ныне крупный специалист по витаминным растениям и лечебным травам, профессор Российского аграрного университета имени К. А. Тимирязева.

— О том, как мы вручную, в экстремальной обстановке, за секунды до ядерного взрыва потушили «закипевший» реактор, не знали даже на Северном флоте! Если бы реакторы и ракеты взорвались, неминуемо пострадали бы Норвегия, Гренландия, Исландия… Это могло быть расценено как ядерный удар СССР по блоку НАТО. Представляете реакцию американцев, у которых, по шокирующему совпадению, 4 июля национальный праздник — День независимости? — говорит Виктор Дмитриевич.

Он вспоминает, что его переполняла гордость, когда попал служить на атомоход. Правда, поведать родным о том, где служит, Стрелец не мог; категорически запрещалось рассказывать о месте службы, вести дневники, тетради — вообще любые записи. Нельзя было делать фотографии. За этим зорко следили. Такая секретность объяснима: К-19 — первый отечественный подводный атомный корабль с баллистическими ракетами, оснащёнными 1-мегатонными боеголовками, каждая из которых могла уничтожить население любого мегаполиса.

Этим атомоходом Советский Союз отвечал на вызов США, уже имевших на вооружении атомную подлодку «Джордж Вашингтон». Американская лодка несла на борту три баллистические ракеты, лишившие сна лидера страны Никиту Хрущева. Поэтому наш ответ в виде К-19 просто не мог не появиться на свет. Говорили, что стоимость лодки была равна стоимости золота того же веса. Высота рубки — с 10-этажный дом, длина лодки — 114 метров, ширина — 9,2 метра, глубина погружения — 300 метров. Рядом с ней дизельные подлодки смотрелись малыми детьми.

В результате титанических усилий атомоход был построен в рекордные сроки — за полтора года. При спуске корабля ритуальная бутылка шампанского прошла по касательной и отскочила от прорезиненного борта, а это была плохая примета…

Служба на ракетоносце была не в тягость, и старшина 2-й статьи Виктор Стрелец принял решение связать свою судьбу с ВМФ, поступив в училище подводного плавания в Ленинграде. Сделать это он хотел после продолжительного похода субмарины. По воле случая именно этот выход лодки в море «…завершился аварией ядерного реактора. И в результате мы оказались непригодными для службы на атомных подводных лодках», — вздыхает Виктор Дмитриевич.

Это произошло во время крупных океанских учений «Полярный круг». По плану маневров К-19 должна была выйти в Северный Ледовитый океан и из-подо льдов произвести «ракетную атаку».

«Сожгли себя в реакторе…»

4 июля, на 16-е сутки похода, подлодка находилась на глубине ста метров где-то в Северной Атлантике, в ста милях от американской военно-морской базы, расположенной на норвежском острове Ян-Майен.

Электрик Виктор Стрелец заступил на вахту в 4:00. Только он начал замерять плотность электролита в аккумуляторах, как в отсеках вспыхнули красные лампочки, по всем помещениям разлетелся сигнал тревоги. По трансляции командир объявил, что произошла разгерметизация первого контура реактора.

Как выяснилось впоследствии, раскаленный пар пробил трубку одного из датчиков давления. По отсекам корабля поползло аэрозольное облако, а точнее — невидимая, но убивающая все живое радиация. Никакими штатными мерами справиться с нарастающей катастрофой было нельзя. Командир атомохода, 35-летний капитан 2-го ранга Николай Затеев, объявил аварийную ситуацию, дал команду на всплытие и собрал офицеров.

— Выслушав их, он принял единственно правильное решение — это впоследствии подтвердит высокая комиссия — смонтировать из подручных материалов свою систему охлаждения, — вспоминает Виктор Дмитриевич. — И для этого люди должны были войти в герметичную выгородку над реактором, где уровень радиации был смертельным для человека. Усмирять взбесившийся реактор пришлось буквально вручную. На помощь с Большой земли рассчитывать не приходилось — в результате аварии оказалась поврежденной антенна передатчика дальней связи.

В злосчастный 6-й отсек заходили по два-три человека и электросваркой варили нештатную систему охлаждения реактора. Когда вскрыли «воздушник», оттуда вырвалось раскаленное облако радиоактивного пара. Водород, воспламенившись голубыми, словно молнии, вспышками, высвечивал все вокруг ярче сполохов сварки. Голубое сияние исходило и от трубопроводов — настолько велик был уровень радиации. Пар заволакивал стекла противогазов, и ребята, сорвав их, дышали дьявольским аэрозолем. Это была ситуация, похожая на то, что случилось позднее в Чернобыле, только без разрушения реактора. Все смельчаки получили огромные дозы облучения — в 5—6 тыс. бэр. Потом они умерли в страшных муках…

— Я видел этих ребят сразу после того, как их вынесли из отсека. Сами они выйти не смогли, постоянно падали в обморок. У них до неузнаваемости изменились лица, они с трудом стояли на ногах, отказала речь… Восемь человек сожгли себя в реакторе… По воспоминаниям Виктора Дмитриевича, температура в реакторе упала примерно часа через четыре. Все члены экипажа получили значительные дозы облучения, надышались радиоактивными испарениями, и потому Николай Затеев приказал свободным от вахты морякам подняться на верхнюю палубу, на свежий воздух. Затем он развернул атомоход строго на юг и лег на курс в район учений, где должны были находиться наши дизельные подлодки. Двигалась субмарина под дизель-генераторами.

«Спасите наши души!»

Находясь в океане без связи, за 1500 миль от базы в Североморске, на борту корабля, где радиацией отравлено всё, вплоть до еды и запасов пресной воды, ситуацию можно было бы считать безнадёжной. У двух офицеров сдали нервы, они стали требовать у командира вести лодку к ближайшему участку суши, которым оказался остров Ян-Майен. В действительности подойти к этому скалистому острову в Северном Ледовитом океане было делом нереальным. Опасаясь, что матросов могут подбивать на бунт, Затеев распорядился выбросить за борт имеющиеся на лодке автоматы и пистолеты.

К-19 шла на юг, а радист по запасному маломощному приёмнику с радиусом действия около 50 миль передавал сигнал бедствия. Это продолжалось 10 часов. На него откликнулся командир дизельной подлодки С-250 Жан Свербилов. Позднее в своих воспоминаниях он упомянул об этом эпизоде морской биографии: «Если бы не наша лодка, они бы все погибли. Самой высокой наградой для меня и для всех нас было видеть глаза людей, уже почти отчаявшихся и вдруг обретших надежду на спасение…»

Одежда подводников атомохода так фонила, что им пришлось полностью раздеться, сбрасывая с себя всё за борт. Николай Затеев, которому также пришлось оставить одежду, сильно жалел, что не уберёг иконку Николая Чудотворца, подаренную мамой. Лодку он покинул последним. К-19 взяли на буксир.

В Полярном экипаж уже ждали машины скорой помощи. Моряков, получивших запредельные дозы облучения, — на носилках в госпиталь. В своих воспоминаниях Николай Затеев пишет: «Жить ребятам оставалось считаные дни, если не часы. Боже мой, что сделала с ними радиация! Лица побагровели, губы распухли так, что лопались, из-под волос сочилась сукровица, глаза заплыли…»

Облученные моряки скончались в течение недели и, как говорит Виктор Дмитриевич, «были тайно похоронены ночью в специальных свинцовых гробах, которые зарывали в землю на два метра. Родственников о месте их последнего упокоения не известили». Выжившим подводникам, у которых сразу же взяли расписку о неразглашении тайны сроком на 30 лет, позднее стоило большого труда найти их могилы. Тем, кто лечился от лучевой болезни, в целях секретности писали диагноз «астеновегетативный синдром» (депрессия).

Как заметил Николай Затеев: «Мы оказались просто психи!»

По словам Виктора Стрельца, еще бы сутки, проведенные на лодке, и мало кто остался бы в живых, а экипаж субмарины насчитывал 125 человек экипажа и 14 прикомандированных. И то, что удалось предотвратить взрыв, и то, что из 139 членов экипажа погибли только восемь, — заслуга командира. Все могло закончиться иначе.

В течение нескольких месяцев «особисты» вызывали выживших членов экипажа на допросы. С протоколами и подписями на каждой странице, угрозами, вызовами по ночам. Мол, надо разобраться, почему экипаж покинул лодку без достаточного на то основания. «Я уже готовился надеть полосатую пижаму лет на пятнадцать. Все к тому шло», — вспоминал впоследствии Николай Затеев.

Спас его честь и честь команды президент АН СССР Анатолий Александров, руководитель проекта по строительству атомных подлодок. Со счетчиком Гейгера он проплыл на катере мимо К-19 и долго не мог прийти в себя: экипаж не должен был выжить на подлодке. О том, что моряки совершили невозможное, предотвратив реальную угрозу возникновения ядерной войны, академик доложил генсеку Никите Хрущеву. И сразу все изменилось: людей перестали дергать, а в меню столовой, где питались опальные подводники, появились яйца, апельсины, фруктовые соки. Однако когда командующий Северным флотом адмирал Андрей Чабаненко предложил представить к званию Героя Советского Союза 18 членов экипажа, то услышал от Никиты Хрущева: «За аварию Героев не дают!»

И хотя главе государства доложили, что правительственная комиссия признала заводской дефект, что вины экипажа не было, а, напротив, был массовый героизм по ликвидации тяжелейшей аварии — первой на атомных ракетных подлодках ВМФ, своего мнения Хрущев не изменил. Орденами «За мужество» экипаж был награжден спустя четверть века.

…Судьба Виктора Стрельца, в отличие от сослуживцев, которые серьезно заболели, сложилась счастливо. Выросший в деревне, он поступил в Сельскохозяйственную академию им. Тимирязева. Правда, при поступлении в вуз пришлось скрыть свой тяжелый диагноз. Говорит, что иначе бы не поступил. Характер, данный от природы и закаленный на военной службе, не позволил Виктору Стрельцу относиться к учебе в академии спустя рукава. Как подающего надежды, ученого оставили в аспирантуре. В стенах академии защитил кандидатскую диссертацию, работал в НИИ, стал доктором наук, сейчас заведует одной из научно-исследовательских лабораторий этого вуза. Немалую часть своей жизни, таланта и знаний доктор сельскохозяйственных наук, профессор Виктор Стрелец посвятил работе над введением в культуру новых сортов шиповника.

В 2014 году он стал лауреатом Международной премии Фонда Андрея Первозванного «Вера и Верность» «за героизм, многолетний самоотверженный труд и высокие научные достижения». Вместе с ним высокую награду в тот год получили Елизавета Глинка, Евгений Примаков, Елена Мизулина и другие достойные соотечественники.