История
Сапер на войне в особой цене
Орден Александра Невского считается младшим из «полководческих» наград. Многие специалисты называют его самой красивой наградой СССР. Орден вручали офицерам, «проявившим в боях личную отвагу, мужество и храбрость и умелым командованием обеспечившим успешные действия своих частей». Геннадию Михайловичу Дульневу орден Александра Невского вручили в победном сорок пятом за взятие Кенигсберга.
И не такие орешки щелкали
О крепости с подземными бункерами, системой тайных ходов, запасами пищи и воды на три года осады Геннадий Михайлович сказал так: «Это был крепкий орешек, но разве нашего солдата что-то может остановить?» Отметим примечательный факт: Кенигсберг — единственный город, не являющийся столицей государства, за взятие которого учреждена медаль.
Особую опасность там представляли долговременные огневые точки, построенные еще в 1936 году. «За годы войны довелось видеть разные доты, но такие мощные — не приходилось, — вспоминает Дульнев. — Это были подземные бетонированные казематы в три этажа. Потом увидели, что они соединялись между собой тоннелями, имели подземные хранилища и автономное водоснабжение. Сверху — перекрытия из брони 20 см толщиной. Пробовали подавить артиллерией — ничего не вышло, только снаряды зря извели. Перекрестным огнем крупнокалиберных пулеметов доты простреливали подходы друг к другу. Вокруг каждого дота — минное поле».
Саперному батальону, в котором гвардии капитан Дульнев был заместителем командира, поставили задачу — обеспечить наступающим войскам брешь шириной 350—400 метров в первой линии обороны врага. Доты стояли друг от друга на расстоянии 50—70 метров. «В течение двух суток были сформированы девять штурмовых групп. В каждую вошли опытные саперы, пехотинцы, подносчики взрывчатки и т. д. Например, чтобы уничтожить дот, приходилось закладывать несколько ящиков взрывчатки. В каждом — 25 кг тола. И представьте, насколько прочно был оборудован каземат, если после такого взрыва бронированный колпак едва сдвигался с места», — говорит Геннадий Михайлович. Разведка выявила 13 дотов, изучила и обследовала пути подхода к ним. На Дульневе лежала очень ответственная задача — организация своевременного прорыва всех штурмовых групп и, по возможности, одновременного их подрыва, а также связь с артиллеристами, которые должны были бить по амбразурам дотов прямой наводкой.
Преодолеть, обойти, установить…
Подрыв был намечен на 3.00. К этому времени штурмовые группы должны были преодолеть по специально сделанным проходам минные поля и проволочные заграждения, обойти доты с тыла и в уязвимых местах установить взрывчатку. Фронтовик отметил, что весь февраль стояла погода с частыми мокрыми снегопадами, дождями и моросью, сплошными туманами, что было на руку нашим бойцам.
До каждого дота надо было пройти, а точнее, используя неглубокие лощинки, проползти сотни метров. По-пластунски, прижимаясь к земле так, что между нею и телом не оставалось и малейшей щелочки. Впрочем, расстояние не имело значения, потому что каждый метр может быть последним. А когда зависали в ночном небе вражеские осветительные ракеты, приходится буквально вдавливаться в холодную, промокшую землю и сливаться с ней, не шевелясь. Движение продолжалось лишь после того, как ракеты гасли. И так до следующей вспышки…
В намеченное время были подорваны все 13 дотов. На вопрос «Но ведь в подземелье были немцы, они ведь могли оказать сопротивление?» фронтовик ответил: «Они после взрыва были так оглушены, что даже двигаться не могли». Отметил, что не спасли солдат врага и штампованные слова «С нами бог!» на бляхах ремней, которые, видимо, должны были хранить их от пуль и снарядов.
Геннадий Дульнев, который находился в составе одной из штурмовых групп, после обследования подземного каземата поднялся на поверхность: предстояло выбрать позицию для корректировки артиллерийского огня. Уже рассвело, рассеялся туман и офицер, видимо, стал хорошей мишенью для вражеского снайпера. Выстрелом ему буквально разворотило ногу: «Боли не почувствовал, но сапог развернуло в другую сторону». Бойцы разрезали обувь, наложили из деревяшек шину и, уложив на сетку одной из кроватей, потащили к своей передовой. Орден Александра Невского нашел его уже в госпитале. Его вручал комбат, который и рассказал, что снайпер вел стрельбу из дота, которые разведчики не сумели выявить.
«Сюрпризы» от врага
К тому времени Геннадий Дульнев воевал уже четыре года. Командовал саперным взводом, потом возглавил роту. Участвовал в боевых действиях по освобождению Кавказа, Тамани, Керченского полуострова, в других операциях. Говорит, что особенно тяжело пришлось при прорыве «Голубой линии» — укрепленного рубежа фашистов шириной в двадцать километров от Новороссийска до Темрюка. И все это время вместе с подчиненными выполнял рискованную работу: устанавливал противотанковые и противопехотные мины, снимал вражеские, делая проходы в минных полях противника для своей пехоты и техники. При отходе саперы шли последними, преграждая наступление врага. В обороне передышку могли получить другие, но не саперы. Идут разведчики на задание за линию фронта — им надо готовить «дорожку»…
Работали в основном по ночам. Сколько их было, таких ночей на пределе человеческих возможностей, не считал. От усталости, от напряжения счет обезвреженных мин не вели. Лишь однажды в беседе упомянул, что под Таманью «сняли, наверное, миллион мин». Миллион, возможно, и нет, но на тысячи счет шел.
О том, как воевал сапер, свидетельствуют награды: за бои на Кавказе награжден орденом Красной Звезды, за освобождение Тамани — Отечественной войны 1-й степени, за обеспечение высадки войск на Керченский полуостров — Боевого Красного Знамени, за бои по освобождению Севастополя и штурм Сапун-горы — Отечественной войны 2-й степени. Когда взяли Севастополь, во фронтовой газете «Вперед, за Родину!» появился портретный рисунок офицера с подписью «Герой боев за Крым трижды орденоносец гвардии капитан Г. Дульнев».
Как рассказал ветеран, немцы постоянно готовили какие-то «сюрпризы», в чем были большие мастера. Были у них и «прыгающие» мины, и «растяжки». Только коснется, случалось, наш сапер проволочное заграждение противника без предварительного осмотра и тут же либо раздается взрыв умело замаскированной мины, либо взлетает вверх осветительная ракета. И тогда по саперам открывается жестокий огонь.
Прыгающими минами минировали дороги в шахматном порядке. Взрывались те на высоте полтора-два метра. Осколки разлетались до трех метров вокруг. «Очень трудно обезвреживать такие мины, нужна большая осторожность и мужество. Если ошибешься, не проверишь дно и дернешь мину, отложив ее в сторону, сразу срабатывает взрыватель. ..» Так что за разгадками сюрпризов нередко стояли человеческие жизни. Отметил ветеран, что если в своем «хозяйстве» разобраться можно было — поля с точным количеством установленных на них мин были зафиксированы на соответствующих картах, и риск заключался в умении вынуть взрыватель, — то минные поля противника были уравнением со многими неизвестными. Неизвестно, в каком порядке установлены мины, какого они образца, в каком количестве и с какими хитростями. «Иное поле было утыкано минами, как огурцами!»
А что такое снять даже одну мину? Ведь она не стоит торчком, не красуется, как гриб-мухомор, а затаенно лежит в земле, присыпанная, упрятанная, и ждет, когда сапер совершит ошибку, чтобы еще раз подтвердить всем известную поговорку. А тот ползет, осторожно переползая от мины к мине, и, постепенно теряя им счет, щупает занемевшими от холода пальцами каждый сантиметр мокрой или заснеженной земли. С миноискателем на виду у врага не пройдешь. Впрочем, от него было мало толку — приборы реагировали на металлические предметы, а этого добра вокруг хватало. «Работали щупами — это что-то типа шомпола. Дело, считай, ювелирное. Ползешь медленно, осторожно, чуть дыша, перед собой прокалываешь каждый сантиметр земли. Взял чуть в сторону — пропустил мину. От напряжения даже зимой гимнастерки были мокрыми от пота. Ракета взмыла в небо — ждешь, до дрожи застываешь от холода. Но на удивление болели редко».
…После войны Геннадий Михайлович много лет отработал в МВД СССР следователем по особо важным делам. Говорит, что вместе с коллегами вгрызался в дела так, что редко кто из преступников уходил от ответственности: «Знаете, мы ведь не жалели себя, со временем не считались. Думали о работе, жили ею, с удовольствием шли на службу. Если дело серьезное, то и ночевали в кабинете. Боролись с преступниками по-честному. Они считали себя профессионалами, мы — тоже, и если мы переигрывали их, то серьезные преступники винили себя, а не нас».