История
Ронины – воины с «большой дороги»
Самураи издревле пользовались глубоким уважением в японском обществе. Вот только участь самураев, лишившихся покровительства господина, нельзя назвать завидной. Их поносила общественная молва и воспевали народные предания. Они были столпом опоры государства и головной болью власть имущих. Разбойники и герои, благодетели и беспутники. Кто же они такие, самураи без хозяина?
У истоков Бусидо
Самураи как самостоятельное обособленное сословие зародились в 646 году, в одно время с новым государственным порядком. В VII веке девиз правления Тайка инициировал крупнейшую социально-политическую реформацию древней Японии — построение монархии по образу и подобию могучего западного соседа, китайской Империи Тан. Однако новая властная коса быстро наткнулась на монолитный камень былых устоев. Непрекращающиеся родовые междоусобицы и бойкие контрреволюционные выкрики противников новообретённой монархии заставили императоров искать поддержки то у одного, то у другого влиятельного рода. Наравне с императорской властью, олицетворявшей воплощение высших сил в ускользающей бренной форме, доступ к политическому рулю страны получила военная элита — выходцы из дворянских кланов. Постепенно к IX веку обоюдная поддержка между верховной и реальной властью привела к формированию нового могущественного класса военной аристократии — самураев (воинов благородного происхождения) и даймё (зажиточных феодалов-военачальников).
В первой половине XII века обескровленный непрестанными пертурбациями императорский двор окончательно ослабел. Воспользовавшись бессилием наместника богов на земле, притязания на власть выдвинули сразу два влиятельных клана — Тайра и Минамото. Многолетнее противостояние гигантов вылилось в полномасштабную гражданскую войну, вошедшую в анналы под названием «Смута Гэмпей», к исходу которой в 1184 году уроженец рода Минамото Ёритомо вытребовал у императора титул верховного главнокомандующего сэйи-тайсёгуна (или просто сёгуна). В Японии началась милитаризированная до мозга костей эпоха сёгуната, а с ней — расцвет самурайства.
В период правления первых сегунов самураи переживали золотой век. Прибрав к рукам власть, Минамото-но Ёритомо назначил на все ключевые государственные посты проверенных сражениями боевых товарищей из числа самураев. Постепенно несгибаемый дух военной элиты прочно вплёлся во все сферы общественной жизни Японии. Поколения бесконечно преданных господину аристократов, мастерски управлявшихся с оружием и с младых ногтей взращенных на иносказательных постулатах кодекса воинской чести Бусидо, стали надёжной опорой нового порядка. Тем не менее численность их была относительно невелика, благодаря чему благородные самурайские кланы сумели довольно быстро нажить неплохое состояние. Способствовало этому не столько щедрое казённое жалование, сколько торговля с соседними провинциями, Кореей и Китаем.
Медленное увядание
Чем жирнее становился налёт роскоши на умах знатных воинов, тем больше возрастала их самоуверенность. Вчерашние боевые демоны, прикормленные щедрой рукой сегуна, превращались в самодостаточных феодалов, контролирующих крупные земельные наделы.
Бесконечная преданность господину, во имя которой истинный самурай обязан, не моргнув глазом, отдать собственную жизнь, постепенно отходила на второй план. Размякшие от слишком уж мирной жизни даймё погрязли в праздности и дворцовых интригах, параллельно наращивая мощь собственных независимых армий. Назревал новый раскол.
Сёгунат, не желавший мириться с непомерно возросшими сепаратистскими настроениями могущественных родов, всеми силами старался задушить торговые отношения своих вассалов и вновь насадить утраченное единовластие. И это весьма не понравилось знати. В конце концов прежний сёгунат был свергнут. Японию вновь поглотила гражданская война, продлившаяся со второй половины XV до начала XVII века. Этот период известен как Сэнгоку дзидай — «Эпоха сражающихся провинций». В кровопролитное время всепоглощающей смуты на арену выходит полулегендарным объединитель Японии Ода Нобунага и его одарённый протеже Тоётоми Хидэёси, в корне перекроивший лицо самурайства. Если при первых сегунах статус самурая имели право носить исключительно представители знатных кланов, всю свою жизнь изучавшие воинское дело (от сугубо прикладных боевых искусств до илософских аспектов), то при Тоётоми Хидэёси самураем мог назваться любой простолюдин, научившийся держать оружие. Сам Хидэёси — необразованный, но дерзкий и талантливый крестьянин — сумел не просто дослужиться до генеральского чина в ставке Нобунаги, но и стать фактическим правителем страны, даже не имея права на статус сегуна.
При Хидэёси численность самурайского сословия возросла многократно — самураем дерзал называться каждый пятый, Подобная «профессиональная инфляция» просто не могла пройти бесследно. Самопровозглашённые самураи не могли рассчитывать на достойное жалование от сюзеренов-даймё и не имели собственного родового капитала для достойного существования. По сути, основная масса новоиспечённых буси была лишь слабо подготовленными ополченцами, плохо представлявшими, что значит идти «путём воина», но хорошо осведомлёнными о головокружительном успехе Тоётоми Хидэёси и желавшими намахать мечом на собственную лучшую жизнь. И если в период Сэнгоку большое число рук, способных держать оружие, было насущной необходимостью, с установлением правления сёгуната Токугава в эпоху Эдо в 1603 году надобность в них отпала.
Отныне лишь небольшая часть самураев могла похвастаться статусом хатамото (самураев «под знаменем», то есть находящихся в прямом подчинении сёгунату), подавляющему же большинству приходилось довольствоваться положением простых вассалов даймё, получавших от своих хозяев жалование рисом. Постепенно само сословие начало распадаться изнутри. К середине XVIII века зарождающаяся капиталистическая прослойка лишь ускорила давно назревавшее экономическое вырождение самурайства. Не только рядовые служивые, но и влиятельные даймё стремительно разорялись.
Эпоха Токугава стала временем ронинов — бесправных обесчещенных воинов, оставивших неизгладимый след во всех сферах жизни японской нации.
Жернова Хагакурэ
История происхождения ронинов неотделима от истории самого самурайства. Ронины — это самураи без хозяина, несущие позорное клеймо жизни вне служения сюзерену. «Люди-волны» (примерно так можно перевести с японского слово «ронин»), бесцельно блуждающие по водной глади жизни. С точки зрения западной морали трудно понять, почему вокруг явления деклассированных самураев развернулась такая шумиха. Ну солдаты, ну в увольнении — что с того? На самом же деле между ронином и окончившим службу солдатом такая же непреодолимая пропасть, как между самураем и рыцарем. И корни этой непохожести «сокрыты в листве».
Чтобы прочувствовать суть этого явления, следует обратиться к стержню мироощущения самураев, коим от века являлся кодекс Бусидо — философско-этический свод правил и норм поведения воина. Сформировавшись на стыке дзен-буддизма, конфуцианства и синтоизма, почти сакральный текст буси переплавился в причудливый узор самоотречения, гордости и бытовой ритуалистики, которые следовало блюсти неукоснительно. Согласно постулатам кодекса, самурай должен: всегда быть готовым к смерти; защищать честь господина, поправ собственную жизнь; безоглядно жертвовать собой, если того требует долг; блюсти добродетель сыновней почтительности и т. п. Если эти правила не выполнялись, самурай либо обязан был совершить харакири (ритуальное самоубийство), либо с позором изгонялся из рядов самураев и становился ронином.
К 1716 году эти священные для утончённых милитаристов заповеди окончательно оформились в трактат «Сокрытое в листве» («Хагакурэ»), содержавший комментарии почтенного самурая Ямамото Цунэтомо и провозгласивший Бусидо «путём смерти». Подобный взгляд на жизнь и служение господину веками насаждался в умы дворян. Изучение Бусидо вкупе с боевыми техниками, изящными искусствами (поэзией, каллиграфией, рисованием) и традициями чайной церемонии постепенно выпестовало особую породу людей, даже не допускавших мысли, что мельчайшая крупица собственной жизни может хоть немного сравниться с высшей целью служения сюзерену. И готовых без страха бросить эту крупицу себя в беспристрастные жернова «пути воина».
Как писал знаменитый советский футурист, «гвозди бы делать из этих людей». Но, по-видимому, у всеблагой богини Аматерасу при сотворении благородных семейств на всех гвоздей не хватило. Далеко не каждый дворянский отпрыск мог до глубочайших струн души проникнуться идеалами Бусидо и до конца дней следовать их жёстким канонам. Многие самураи, не найдя подлинного смысла жизни в безоглядном служении господину, посвящали себя изящным искусствам и религии — воистину приличествующим воину занятиям. Другие же, отличавшиеся нестандартным для того времени понятием чести, выбирали другую дорожку. Ту, на которой весело и страшно. Чего уж говорить о возвеличившихся до самурайского сословия простолюдинах, для которых надуманное представление о красивой жизни служителя сегуна весило несоизмеримо больше абстрактных понятий, втемяшенных в головы благородных самоубийц.
Семь падений, восемь подъёмов
В эпоху Эдо число ронинов было действительно огромным — порядка 400 тысяч человек. Это при том, что в незавидное положение самурая без хозяина вчерашних благонравных буси загоняли самые разные причины.
«Пасть» до статуса ронина мог самурай, уволенный со службы за проступок (обычно такие ронины пытались как можно скорее искупить вину и восстановить доброе имя), или негодяй, изгнанный из клана за трусость, жадность или иное недостойное воина преступление. Взрывное увеличение числа бесправных воинов провоцировала сама внутренняя политика нового правительства (утверждая власть, сёгунат Токугава избавлялся от не отличавшихся лояльностью кланов), но чаще напуганные нищетой самураи низших и средних рангов сами сбегали на вольные хлеба. Небольшую, но всё же многочисленную группу бродячих ронинов составляли богатые даймё, добровольно оставившие свои посты, и самураи, пережившие смерть хозяев, но не сумевшие добиться покровительства их потомков («Хагакурэ» в этом случае требует от вассала ритуального самоубийства). Чтобы стать ронином, иногда достаточно было просто родиться в семье самурая без господина, не пожелавшего отринуть военную профессию.
Будучи предоставленными сами себе, ронины были вынуждены искать средства к существованию. Одни пробовали себя на поприще ремесленников, торговцев, стражников и телохранителей, другие — промышляли разбоем, поодиночке или сбиваясь в банды. Именно в рядах сбившихся с пути истинного разбойников-буси пророкотал первый раскат будущей грозы мира организованной преступности — японской мафии якудза.
Лишившись самурайских привилегий, ронины становились объектами презрения и насмешек. Но зачастую нелицеприятные слухи об «осиротевших» коллегах распускали сами самураи, завидовавшие неслыханной свободе бывших собратьев по оружию. Насколько на самом деле самураи ценили редкие возможности свободоволия, показывает расхожая поговорка «семь падений, восемь подъёмов». Она описывает право самурая без потери лица складывать с плеч обязанности вассала и уходить в годовое странствие до семи раз за время службы. Будучи странником, не имеющим над собой чужой власти, самурай на время становился ронином, но в отличие от прочих случаев, такое положение не считалось зазорным.
Изнанка благородного сословия была настолько пестра и своенравна, что просто не могла не оставить следа в культурном наследии. То здесь, то там в преданиях Страны восьми островов встречаются упоминания о ронинах, предстающих то в гнусной личине беспринципных разбойников и воров, то в образе бескорыстных защитников, оберегающих простых крестьян – от жестокосердных самодуров-самураев.
Но, пожалуй, самый глубокий шрам на сердце нации оставила история 47 самураев из Ако, которые, несмотря на приказ сегуна Токугавы Цунаёси, отомстили за смерть своего господина Асано Наганори, поплатившись за это жизнями. Предание о 47 ронинах нашло отражение во множестве литературных произведений и пьес и по сей день считается одной из самых популярных постановок традиционного японского театра.
К исходу эпохи Эдо, с возрождением императорского правления в середине XIX века, самурайское сословие было упразднено. Вместе с ним перестали существовать и ронины: их уравняли в правах с бывшими хатамото и причислили к статусу нетитулованной аристократии сидзоку. Но в рассказах об обесчещенных самураях, вынужденных полагаться только на себя, они живы до сих пор.