Путешествие Александра Гумбольдта в России

В 1829 г. прославленный немецкий путешественник и ученый Александр Гумбольдт совершил путешествие в Россию по приглашению российского министра финансов графа Е.Ф. Канкрина. Формальным поводом для приглашения было предложение стать экспертом в вопросе о переходе на платиновые деньги (в связи с открытием платины на Урале в 1822 г.). Император Николай I поддержал идею путешествия и выразил готовность “в интересе науки и страны” отнести расходы на поездку Гумбольдта в Россию на казенный счет. Ученому было предоставлено право выбора маршрута. Гумбольдт вместе с ботаником и зоологом X. Эренбергом и минералогом Г. Розе посетили Урал, Алтай, Прикаспий и Каспийское море. Научные результаты поездки были изложены в книге “Центральная Азия. Исследования о цепях гор и по сравнительной климатологии”.

Имя Александра фон Гумбольдта (1769-1859) занимает исключительное место в пантеоне великих имен человечества. Еще при жизни его называли Аристотелем ХIХ столетия за обширность научных интересов и вторым Колумбом за первое энциклопедическое описание Америки. Если всемирную славу Гумбольдту принесла американская экспедиция, то его вторая большая экспедиция, которую он называл “азиатской” и без которой, по его словам, представления о мире были бы неполными, осуществлена в России в 1829 г.

Интересу к России, очевидно, способствовали знакомство и дружба Гумбольдта в молодости с Иоганном Георгом Форстером (1754-1794), немецким путешественником, участником экспедиции Дж. Кука в 1772-1775 гг., натуралистом, просветителем и писателем, в детстве и юности жившим в Санкт-Петербурге. Во время учебы во Фрайбургской горной академии в 1791-1792 гг. Александр Гумбольдт познакомился с пополнявшим здесь свое образование будущим видным деятелем горного дела в России В.Ю. Соймоновым (1772-1825), внуком вице-президента Адмиралтейской коллегии и губернатора Сибири Ф.И. Соймонова (1692-1780). В 1793 г. В.Ю. Соймонов уезжал на родину, и Гумбольдт писал ему о своем горячем желании увидеть когда-нибудь эти места.

Но прежде Гумбольдт вместе с французским географом и ботаником Э.Ж. Бонпланом в 1799-1804 гг. совершили беспрецедентное путешествие в Америку. Мысль о следующем азиатском путешествии была частью честолюбивых, но оправданных осознанием своего научного потенциала притязаний ученого охватить своими исследованиями весь земной шар, что он прямо выразил во время состоявшегося в конце концов путешествия в Россию: “Не видев Азии, нельзя сказать, что знаешь земной шар”.

В России имя Гумбольдта стало известно сразу после его американского путешествия, о результатах которого было доложено на заседаниях Императорской академии наук. В 1808 г., будучи в Париже, министр коммерции и иностранных дел России граф Н.П. Румянцев (1754-1826) предложил ему присоединиться к русскому посольству, направлявшемуся в Кашгар и Тибет. Предложение было принято восторженно, но осуществлению мечты Гумбольдта помешала война с Наполеоном.

11 февраля 1818 г. Гумбольдт был избран почетным членом Императорской Санкт-Петербургской академии наук как “известный ученостью и заслугами” (по предложению российских академиков Н.И. Фуса, Н.Я. Озерецковского, А.И. Шерера и В.В. Петрова).

Между тем, после открытия платины в русском правительстве обсуждался вопрос о чеканке платиновой монеты, в связи с этим было много неясностей как в самой целесообразности подобного предприятия, так и в конкретных вопросах, например, о стоимости таких денег. Именно поэтому летом 1827 г. граф Канкрин обратился к Гумбольдту как эксперту, поскольку тому был известен подобный прецедент в Колумбии. И хотя Гумбольдт указал на неудобство платиновой монеты, назвав ее “провинциальной” из-за крайне непостоянных цен на металл, и предлагал чеканить из платины ордена, в его письме было выражено горячее желание лично познакомиться с графом Канкриным. В ответ он получил в декабре 1828 г. приглашение от имени императора Николая I, повелевшего принять все меры к тому, чтобы возможную поездку немецкого ученого провести по самому длинному из угодных Гумбольдту маршрутов и тщательнейшим образом ее подготовить, а все расходы отнести на счет российской казны.

Гумбольдт оговорил участие в путешествии берлинских профессоров – натуралиста и врача Кристиана Готтфрида Эренберга (1795-1876), минералога Густава Розе (1798-1873) и своего камердинера Зайферта. На поездку была ассигнована значительная сумма денег. Выбор пути и направления путешествия полностью предоставлялся самому Гумбольдту. От дополнительного денежного вознаграждения Гумбольдт отказывался, но просил подарить ему труд П.С. Палласа “Фауна России” (Zoographica rossico-asiatica…, ИАН, 1811). В ходе путешествия обязанности между учеными были разделены так: Розе вел дневник и выполнял химико-минералогические анализы, Эренберг занимался ботаническими и геологическими наблюдениями, Гумбольдт проводил магнитометрические, барометрические, астрономические и температурные наблюдения и общее геогностическое описание территории.

Первоначальный план предполагал посещение Урала (Екатеринбург и окрестности) и Тобольска, как крайнего восточного пункта путешествия. Тобольск был выбран не случайно – увидеть Иртыш, на котором расположен город, Гумбольдт хотел с детства. Обратный путь планировался через Омск, Семипалатинскую и, возможно, Бухтарминскую крепости, на южный Урал и далее через Оренбург, Самару, Симбирск и Москву – возвращение в Санкт-Петербург.

Гумбольдт приехал в Санкт-Петербург 18 апреля 1829 г. Его принимали во дворце. Обедал он с царской семьей, вечера проводил у императрицы, наследник устроил в честь него особый обед, “чтобы потом помнить об этом”. Ему показали самый богатый в то время по минералам и ископаемым музей Горного кадетского корпуса; Минералогического общества; минералогическое собрание коллежского асессора и аптекаря Горного кадетского корпуса Каммерера. 29 апреля состоялось заседание Академии наук. Гумбольдту вручили серебряную и бронзовую медали и диплом почетного члена Академии.

После насыщенного светской жизнью Петербурга путешественники отправились в Москву. Уже по дороге Гумбольдт провел барометрические наблюдения на Валдайской возвышенности, определив ее самую высокую точку (800 футов над уровнем моря). В Москве Гумбольдта избрали почетным членом Московского университета. Иностранным членом Московского общества испытателей природы (МОИП) он был с 1806 г. Он встретился с Г.И. Фишером фон Вальдгеймом, заведующим Демидовской кафедрой натуральной истории Московского университета и Президентом МОИП, с которым когда-то вместе учился во Фрайбурге у знаменитого А.Г. Вернера, и Х.И. Лодером, анатомом и медиком, у которого учился в Йене вместе с И. Гёте. Гумбольдт посетил также Медико-Хирургическую академию, а также школу рисования, основанную графом С.Г. Строгановым, и высоко оценил эти учреждения, которые нашел первыми в Европе.

Граф Канкрин обдумал план путешествия Гумбольдта во всех подробностях. Поездка была обставлена необыкновенными удобствами. Ехали в трех экипажах, специально изготовленных знаменитым петербургским каретником Иоганном Иохимом. К экспедиции был приставлен горный инженер Дмитрий Степанович Меньшенин (1790 – не ранее 1860), служивший в Екатеринбурге в Главной конторе горных заводов Уральского хребта (исполнял обязанности директора типографии, библиотеки и минералогического кабинета, позднее – горный инспектор Уральского округа).

Из Москвы путешественники отправились в Нижний Новгород, а затем через Казань и Пермь в Екатеринбург. В Казани Гумбольдта со всей торжественностью принимали местные власти и руководство Казанского университета, ректором которого в это время был Н.И. Лобачевский, а попечителем граф М.Н. Мусин-Пушкин. Именно с Лобачевским Гумбольдт проводил на Арском поле под Казанью астрономические и магнитные наблюдения. “Это путешествие напоминало скорее поездку принца крови и ничуть не походило на путешествие по Южной Америке, когда Гумбольдт с Бон планом плыли на индийском челноке по Ориноко, или босиком и промокшие до нитки пробирались по горным тропинкам в Андах”, – писал профессор Казанского университета Е.А. Бобров.

Урал начался для путешественников в Екатеринбурге, куда они прибыли 3 июня 1829 г. Им был предоставлен доступ на заводы, в царские гранильни драгоценных камней, родонитовые шахты, на золотые и платиновые прииски, медные рудники, каменоломни, а также организованы экскурсии в интересные в геологическом отношении места, в том числе на г. Благодать. Ко всем удобствам путешествия в распоряжение ученых добавлялись еще карты и планы районов и отдельных месторождений. Генеральный штаб Русской армии предоставил Гумбольдту набор всех возможных карт района его путешествия. Для сбора минералов и горных пород Урала была выделена офицерская геологическая группа, под руководством выпускника этого корпуса генерал-лейтенанта Ф.И. Фелькнера (1802-1877).

В Екатеринбурге были осмотрены образцовые на то время Кушвинский и Верх-Исетский чугуно-литейные и “железоделательные” заводы, где технология производства, включая механизмы для раздувания печей, качество изделий, больница и аптека в рабочем поселке, его архитектура вызвали неподдельное восхищение Гумбольдта: “…порядок и чистоту работы на котором нельзя достаточно похвалить”. После почти месячного пребывания в Екатеринбурге был Нижний Тагил с демидовскими предприятиями, в том числе Выйский завод, где знаменитые мастера Ефим и Мирон Черепановы создавали “механическое заведение”, ставшее центром передовой техники для всего Урала, где вскоре (1834 г.) будет построен первый в России паровоз. У Гумбольдта сложилось впечатление о “процветании уральских рудников и упадке американских”, а общее впечатление об Урале Гумбольдт в письме Канкрину выразил кратко: “Урал – настоящий Эльдорадо”.

После Урала путешественники отправились дальше на восток и в начале июля достигли конечной восточной точки запланированного путешествия – Тобольска. Но вместо того, чтобы отправиться в обратный путь, Гумбольдту захотелось посмотреть Алтай за счет “маленьких изменений планов нашего путешествия”, что и было позволено, учитывая изначально предоставленную Гумбольдту свободу выбора маршрута. “Эти маленькие изменения” составили 1500 верст до Барнаула, куда Гумбольдт со спутниками в сопровождении военного конвоя под командованием Н.П. Ермолова (племянника знаменитого покорителя Кавказа генерала А.П. Ермолова) прибыли 21 июля. Барнаул в то время был не только центром Алтайского горного округа, “горным городом”, подчинявшимся не губернскому Томску, а непосредственно горному ведомству Российской империи (в России тогда было только два “горных города”, такой же статус имел Екатеринбург), но и интеллектуальным центром Сибири с первой в империи специализированной технической библиотекой (1766), первыми за Уралом театром (1776) и музеем (1823). П.П. Семенов-Тяньшанский называл Барнаул Сибирскими Афинами.

Экспедиция Гумбольдта посетила этот город в годы расцвета Воскресенско-Колыванских сереброплавильных заводов. Следует отметить, что именно сюда был направлен товарищ Гумбольдта по Фрайбургской академии в 1793 г., В.Ю. Соймонов, управлявший Барнаульским сереброплавильным заводом до 1797 г. Им не удалось встретиться – Соймонов умер в 1825 г. В этот период начальником округа Воскресенско-Колыванских заводов был ILK. Фролов (1775-1839), выдающийся организатор горнозаводского производства на Алтае. Горный инженер по образованию, он был и изобретателем, и крупным администратором (губернатор Томска с 1822 по 1830 гг.). Именно по проекту Фролова между Змеиногорским рудником и Барнаульским заводом была проложена конно-железная дорога, вошедшая в историю техники как предтеча железнодорожного транспорта. “Администратор и инженер, человек высокой культуры, энергичный, взыскательный, стремительный”, по характеристике В.А. Сафонова, П.К. Фролов родился в Змеиногорске, а свой жизненный путь закончил в Петербурге в ранге тайного сенатора и члена правительства.

На Алтае Гумбольдтом были осмотрены Колывано-Воскресенские заводы, в том числе знаменитая камнерезная Колыванская фабрика, яшмы и порфиры которой украшали парижский Тюильри, дворец прусского короля в Потсдаме и русских императоров в Зимнем дворце Петербурга. В это время здесь продолжалось начатое в 1825 г. изготовление уникальной, крупнейшей в мире чаши из яшмы “Царица ваз”, находящейся сейчас в Эрмитаже. Гостям организовали поездки на самые знаменитые рудники, в том числе Риддеровский и Змеиногорский, являющиеся основными поставщиками серебра в России, а также на Колыван-озеро. Очевидно, что все вместе: высокий уровень производства, богатство недр, изумительная природа, культурное общество – заставило Гумбольдта сказать: “Настоящую радость азиатского путешествия нам дал только Алтай”. В Алтайском государственном краеведческом музее, преемнике Барнаульского музея, хранится автограф Александра фон Гумбольдта. Он первый расписался в книге почетных посетителей: “23 июля – 4 августа 1829 года. Александр фон Гумбольдт для слабого доказательства благодарности своей за приятные и поучительные часы благоразумнейшего беседования, проведенные им в Барнауле в доме Его Превосходительства господина начальника заводов”.

Здесь близость Китая была так ощутима, что Гумбольдт не мог устоять перед соблазном проникнуть на его территорию. Через Усть-Каменогорск и Бухтарминск путешественники добрались до границы Китая, но не продвинулись дальше первого китайского поста. Отсюда, завершив огромный круг, путешественники прибыли в Миасс, на южный рудный Урал. Здесь они посетили Миасские россыпи, Князе-Александровскую россыпь, Соймоновский и Аннинский золотые прииски. Увидели в том числе Ильменские горы, единственный в мире естественный музей, где природа собрала вместе десятки, сотни минералов, редчайшие “цветы земли”, существующие только в этом “саду минералов”. Затем был Кыштымский завод и Златоустовская оружейная фабрика, восхождение на гору Б. Таганай, где Гумбольдт разбил свой барометр. В Миассе было торжественно отпраздновано 60-летие Гумбольдта. Горные офицеры поднесли ему саблю, сделанную из особого материала горным инженером и знаменитым металлургом П.П.Аносовым (1796-1851), над составом которого в попытках разгадать секрет дамасской стали работал мастер.

Здесь же к экспедиции Гумбольдта присоединились два молодых геолога Г.П. Гельмерсен и Э.К. Гофман. Знакомство с Гумбольдтом оказало благотворное влияние на дальнейшую судьбу этих молодых людей. После окончания экспедиции, по ходатайству А. Гумбольдта в Министерство финансов, оставшиеся от экспедиции средства были использованы для продолжения образования молодых геологов в Германии в 1830-1832 гг. Оба они стали видными деятелями горного дела в России: Г.П. Гельмерсен (1803-1885) – директор Горного института (1856-1872 гг.) и с 1882 г. директор новообразованного Императорского Геологического комитета; Э.К. Гофман (1801-1871) – профессор геологии и председатель Императорского минералогического общества.

Добравшись до Оренбурга, откуда уже можно было возвращаться в Центральную Россию, Гумбольдт внезапно понял, что он “не может умереть, не увидев Каспийского моря” и сообщил об этом курировавшему поездку графу Канкрину. Таким образом, ученому снова было позволено изменить маршрут. Путешественники проехали вдоль Волги до Астрахани, посетив не только крупные города, но и поселения немецких колонистов (Сарептана-Волге), а также соляное озеро Эльтон. Из Астрахани на купеческой барке им удалось ненадолго и недалеко проплыть по Каспийскому морю – уже был октябрь, и погода не благоприятствовала длительному плаванию. Из Астрахани без лишних задержек экспедиция отправилась в Москву.

В Москве снова было чествование Гумбольдта и его спутников в Московском университете, атмосферу которого живо и не без язвительности передал бывший тогда студентом А. Герцен: “От сеней до залы общества естествоиспытателей везде были приготовлены засады: тут ректор, там декан, тут начинающий профессор, там ветеран, оканчивающий свое поприще и именно потому говорящий очень медленно, – каждый приветствовал его по-латыни, по-немецки, по-французски, и все это в этих страшных каменных трубах, называемых коридорами, в которых нельзя остановиться на минуту, чтоб не простудиться на месяц. Гумбольдт все слушал без шляпы и на все отвечал. Я уверен, что все дикие, у которых он был, краснокожие и медного цвета, сделали ему меньше неприятностей, чем московский прием”.

В Петербург Гумбольдт со спутниками прибыл 13 ноября и оставался здесь до 15 декабря для подведения предварительных итогов путешествия, оформления финансовых отчетов и подготовки к отправке в Берлин ящиков с уральскими и алтайскими минералами. Гумбольдт остановился на Гагаринской улице в доме своего старого друга, прусского посланника А.И. Шеллера. Немецкие гости снова были обласканы высочайшим вниманием и почестями. 16 ноября состоялось экстраординарное заседание Академии наук “в честь барона А. ф. Гумбольдта”. Из протоколов Императорской академии наук видно, что там были не только академики: “Это заседание почтили своим присутствием е.и.в. великая княгиня Елена, е.в. герцог Александр Вюртембергский, знатные персоны императорского двора, члены Государственного совета, дипломатического корпуса, г. министр Народного просвещения и товарищ министра, министры, почетные члены и корреспонденты Академии и большое число высокопоставленных лиц обоего пола, ученые и литераторы нашей столицы…” Заседание закончилось тем, что секретарь огласил “… постановление Академии о преподнесении г. Гумбольдту золотой медали с изображением е.в. императрицы-матери, выбитой по распоряжению Академии в 1727 г. в память присутствия е.в. на полувековом и столетнем юбилее Академии, и о вручении гг. Эренбергу и Розе дипломов членов-корреспондентов”.

Сохранились отрывочные и, как правило, забавные сведения о встречах в этот период Гумбольдта с петербургской культурной элитой. Так, в доме дочери М.М. Сперанского в числе гостей присутствовали поэт Александр Пушкин и знаменитая пианистка Мария Шимановская. От нее и стало известным замечание Пушкина по адресу неиссякаемого красноречия великого ученого (по словам очевидца, в речь Гумбольдта “просто математически невозможно было вставить даже запятую”): “Не правда ли, – отозвался он о немецком госте, – Гумбольдт похож на тех мраморных львов, что бывают на фонтанах? Увлекательные речи так и бьют у него изо рта”.

Гумбольдт вошел в историю русской литературы и в неожиданном контексте, в связи с так называемой тяжбой о букве “ъ”, остро дискуссионной с XVIII века. Установлено, что 27 ноября 1829 г. в салоне А.Н. Оленина (1763-1843) на Мойке, директора Публичной библиотеки и почетного члена Академии художеств, А. Гумбольдт высказался о бесполезности этой буквы в обществе А.А. Перовского (автора “Черной курицы” и других популярных до сих пор произведений под псевдонимом Антония Погорельского) и других гостей, что вызвало остроумную переписку между Перовским и Гумбольдтом, опубликованную в “Литературной газете” от 16 и 22 апреля 1830 г.

Встречался он и с русской поэтессой Каролиной Павловой (1807-1893). Предположительно по инициативе Гумбольдта она переправила И.Гёте рукописный сборник своих стихотворений и перевода на немецкий язык поэмы Адама Мицкевича “Конрад Валленрод” и получила от него ласково-одобрительный ответ.

Научные следствия экспедиции Гумбольдта в Россию были разно образны и долговременны. Прежде всего, непосредственным результатом его настоятельных рекомендаций в Академии наук развивать магнитные и метеорологические наблюдения стало осуществление в России наблюдательной сети по магнетизму и метеорологии. Первые магнитно-метеорологические обсерватории в России основаны преимущественно в центрах горнодобывающей промышленности (кроме крупных городов империи – Санкт-Петербурга, Москвы, Казани, Тифлиса): Екатеринбурге, Барнауле, Нерчинске, Богословске, Златоусте и Лугани. Через Берлин российская сеть была связана с соответствующей западно-европейской сетью. Для того, чтобы это важнейшее начинание стало международным, Гумбольдт в апреле 1836 г. обратился к президенту королевского общества наук в Лондоне герцогу Сассексу с предложением учредить по примеру России систему магнитных и метеорологических наблюдений и удивлением по поводу того, что Великобритания – “„.ведущая страна в сфере мировой торговли и морского судоходства, до сих пор не принимает участия в этом большом научном движении”, и, по его словам, ему удалось “пробудить, наконец, это королевское общество от зимней спячки и сомнамбулизма”.

Пребывание Гумбольдта в России широко освещалось в печати, в том числе газетах “Московские ведомости” и “Санкт-Петербургские ведомости”. Так, его заключительная речь в Академии наук помещена в виде приложения к № 143 “Санкт-Петербургских ведомостей” за 29 ноября 1829 г. В научном “Горном журнале” в 1830 г. опубликован отчет Д.С. Меньшенина “О путешествии барона Гумбольдта по России”, а в ряде последующих выпусков в 1830-1834 гг. – статьи самого Гумбольдта в русском переводе о некоторых геологических выводах из его путешествия.

Связи с российскими учеными не прерывались после отъезда Гумбольдта в Европу. Он вел постоянную переписку с учеными и государственными деятелями России. Переписка издана АН СССР в 1962 г. В 1843 г. вышел из печати трехтомный труд Гумбольдта “Центральная Азия. Исследования о цепях гор и сравнительной климатологии” (Asie centrale. Recherches sur les chaines de montagnes et la climatologie compare’e) с посвящением российскому императору Николаю I. Однако собственные наблюдения ученого в России были только частью обобщения огромного массива данных. Наряду с использованием достоверных материалов, в том числе русских исследователей, сюда были включены и сведения, коренящиеся в древних мифах, старинных источниках и рассказах случайных людей. Обработанные Гумбольдтом, они вылились в стройную, но умозрительную картину (как оказалось, ошибочную) Центральной Азии с выделением ее горного скелета, в котором широтные хребты Алтая, Тянь-Шаня, Кунь-Луня и Гиндукуша пересекались наиболее мощным меридиональным хребтом Болор.

Последовательный плутонист, Гумбольдт все горные хребты рассматривал как результат деятельности вулканов. Отсюда – его представления о широком распространении вулканизма в посещенных им горных районах России, подкрепленные рассказами аборигенов об огненных явлениях в горах. По выражению выдающегося геолога Г.Е. Шуровского (1803-1884), он верил в эти азиатские вулканы так же крепко, как Колумб в свою Америку. Позднейшие исследования опровергли идею Гумбольдта о меридиональном хребте Болор, равно как и заключение о широком проявлении вулканизма в Средней Азии.

Тем не менее влияние Гумбольдта, как его трудов, так и посещения страны, на развитие наук о Земле в России было чрезвычайно благотворным. Комплексный подход Гумбольдта к изучению природы в наше время вновь стал актуальнейшим при понимании необходимости “холистического” взгляда на природные явления и обеспечил возвращение трудов ученого в современный научный дискурс.

Особо хотелось бы обратить внимание на благодатную почву, которую нашли мысли Гумбольдта в России, высказанные в его главном труде “Космос” (1845, 1847, 1852 и 1857). В нашей стране перевод 1-го тома “Космоса” появился уже через три года после выхода его в Германии, в 1848 г., благодаря переводчику-просветителю, издателю и большому почитателю А. Гумбольдта Н.Г. Фролову (1812-1855). Гумбольдт впервые в научный обиход ввел понятие “Leben-sphere” (сфера жизни). Жизнь, наряду с лито-, атмо- и гидросферой, он рассматривал как всепланетный феномен, отмечая “всеоживленность” Земли. Позднее “Lebensphere” у Э. Зюсса получило название биосферы. Учитывая духовные возможности человечества и активную роль науки и техники во взаимоотношениях природы и человека, Гумбольдт назвал всю совокупность этих явлений “интеллекто-сферой” (сферой разума).

Эти идеи узнаваемо преломились в трудах академика В.И. Вернадского с его пристальным вниманием к биосфере, “всюдностью жизни”, явным эквивалентом “всеоживленности” Земли, и концепцией ноосферы, перекликающейся с “интеллектосферой”, что находит активное развитие среди последователей Вернадского до нашего времени. Однако, если Вернадский подразумевал переход биосферы в ноосферу, то Гумбольдт указывал на особый характер взаимоотношений природной и духовной сферы: “Законы другого, таинственного рода, властвуют в высших сферах жизни органического мира: в законах рода человеческого, многообразно-деятельного, одаренного силой духа, созидающего язык свой. Физическая картина природы указывает границу, за которой начинается сфера разума и где далекий взгляд погружается в другой мир. Она указывает границу и не переступает ее”.

В заключение приведем краткие сведения о судьбе платиновой монеты в России, почерпнутые из книги А.А. Локермана “Рассказ о самых стойких”. Несмотря на отрицательный совет А. Гумбольдта, в России платиновые деньги выпускались. 24 апреля 1828 г. издан “именной указ” Николая I о чеканке платиновой монеты. Канкрин отправил Гумбольдту благодарственное письмо, приложив к нему первый белый червонец. После смерти Гумбольдта в 1859 г. эта монета была выкуплена и находится в Эрмитаже. Из платины стали изготовлять ордена, медали, памятные жетоны. Период обращения платиновой монеты в России был с 1828 по 1845 гг. Но с уходом Канкрина в отставку Николай I под влиянием нового министра финансов Ф.П. Вронченко 22 июня 1845 г. подписал указ “Об отмене платиновой монеты”. Государственный банк весь запас платиновых металлов продал английской фирме “Джонсон, Маттей и К°”. Результатом “явился парадоксальный факт, что Англия, не добывая ни одного золотника платины, получила в этой отрасли коммерческую монополию, позволяющую устанавливать по своему произволу цены”.