История
Последние единоличники. Какие крестьяне так и не вступили в колхозы?
После проведения коллективизации советский Союз стали называть «колхозной страной». подавляющее большинство сельских жителей действительно трудилось в колхозах и совхозах. Но рядом с ними на протяжении десятилетий оставались единоличные хозяйства. Советский крестьянинединоличник находился в подвешенном состоянии – кулаком власть его не считала, но и спокойной жизни не давала.
Главный этап «вербовки» деревенского населения в колхозы в 1929-1930 годах сопровождался «ликвидацией кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Однако после публикации сталинской статьи «Головокружение от успехов» последовал временный «откат». Крестьянам даже разрешили выходить из колхозов с возвратом имущества. Не охвачены коллективизацией оказались 9-10 миллионов единоличников. В 1934 году они владели 12,6% земельного фонда.
Подобно колхозникам, единоличники должны были выполнять планы посева и поставлять продукцию государству. Работая на самых худших наделах, они платили вдвое более высокий прод-налог, чем колхозники. Подобные условия убивали сам смысл частной хозяйственной инициативы. Особенно трудно было обеспечить мясопоставки.
Дожать «неудобных»
Колхозники могли наблюдать, как их соседи-единоличники уменьшают посевы и режут остатки скота. Согласно записке о положении единоличников в 3ападной области (существовала с 1929-го по 1937 год с центром в Смоленске) в 1934 году, 80-85% единоличников из года в год сокращали хозяйства. Многие крестьяне, проев накопления, буквально «пошли по миру». Несмотря на это, Сталин приказал «наступать на единоличника», повышая нормы поставок и вынуждая селян вступать в колхозы. Особенно «неудобных» крестьян устраняли путем политического террора.
«В 1934 г. Сталин фарисейски заявлял, что он не стоит за то, “чтобы уничтожить индивидуалов, арестовать, наказать, расстрелять и пр.”: В 1937-1938 гг. и арестовывали, и наказывали, и расстреливали», – отмечает историк Михаил Вылцан.
В колхозах единоличники искали защиты от чекистского произвола. Профессор Виктор Разгон на примере Солтонского района Алтайского края показал, что доля единоличников в числе репрессированных в два раза превышала их долю в составе сельского населения.
Самых упрямых и бесстрашных власть «убеждала» прежним методом – экономическим прессом.19 апреля 1938 года Совнарком принял постановление, требовавшее покончить с «попустительством» в отношении ёдиноличников. С 25 апреля вводился разорительный налог на лошадей, поголовье которых у крестьян только-только подросло. Властям не понравилось, что единоличники пользуются савраской «в целях наживы и спекуляции», тем самым «отрицательно» воздействуя на «неустойчивых колхозников». На большей части территории РСФСР единоличник обязан был заплатить 400 рублей за первую лошадь и 600 рублей за каждую последующую. Хозяйства, вступившие в колхозы и сдавшие лошадей, от налога освобождались.
Общая налоговая нагрузка на единоличника была колоссальной. Эмигрантская газета «Возрождение» в 1939 году писала: «В одном и том же районе начислено налогов (по всем видам налогообложения) на колхозника Номясова всего 72 руб., а на единоличницу Голоюрову – 1068 руб. В пятнадцать раз больше!» По состоянию на 1938 год в СССР оставалось 1 346 000 единоличных хозяйств, а в 1939 году – уже только 959 тысяч. Число единоличников несколько выросло в связи с присоединением новых западных регионов перед Великой Отечественной войной. Но в целом их количество неуклонно уменьшалось.
На войне погибло много мужчин-единоличников, и женщины, не потянувшие хозяйство в одиночку, вступали в колхозы. Сыновья и дочери единоличников охотно уходили в города. В 1953 году власти СССР заявили о завершении коллективизации.
В 1959 году единоличники вместе с некооперированными кустарями, по данным «Большой советской энциклопедии», составляли лишь 0,3% населения Советского Союза. В 1975 году единоличники стали уже исключительным явлением, официальная статистика определяла их долю в населении в 0,0%. «Последние единоличники», изредка встречавшиеся в сельской местности, становились легендарными фигурами.
На этом фоне «драконовская» налоговая политика на селе потеряла смысл. Обязательная сдача единоличниками сельхозпродукции государству была отменена в 1965 году. А накануне перестройки, в 1984 году, правительство СССР официально уравняло налоговую нагрузку на колхозников и единоличников.
Портрет «последнего из могикан»
Единоличники избегали колхозов, не желая расставаться со своим имуществом. Но чтобы сохранить его, крестьянину приходилось быть весьма хозяйственным и предприимчивым. По данным 1934 года, обязательства перед государством оказались способны выполнять лишь 10-15% единоличников. Многие выживали за счет разнообразных промыслов и ремесел. Например, значительная часть единоличников держала пасеки.
Некоторые решались на ведение индивидуального хозяйства, если имели «подушку безопасности». Писатель Михаил Пришвин в дневнике за 1937 год упоминал единоличника Василия Алексеевича, который «удержался» благодаря тому что его сын служил в НКВД.
Противостоять нажиму властей единоличникам помогала и религиозность. Судя по докладам НКВД, именно верующие стремились до минимума сократить контакты с государством.
Своеобразно обстояло дело на окраинах страны, где органы власти чисто физически не могли «дотянуться» до единоличников. Например, на Крайнем Севере.
«Видимая простота тундры обманчива, – рассказывает экономист Александр Базаров в книге «Хроника колхозного рабства». – Партийцы поняли это в первый месяц коллективизации, когда полярный единоличник вместе с юртой и оленями растворился в белом безмолвии».
Больше двух десятков лет избегала общения с советским государством рассохинская кочевая группа эвенов, которая ушла от коллективизации в начале 1930-х годов. Власти Магаданской области лишь в середине 1950-х годов решили вовлечь рассохинцев в «русло социалистического развития». После ряда мероприятий в начале 1960-х годов кочевники передали оленей в совхоз «Омолон». Последней из рассохинских единоличниц была Роза Болдухина – она присоединилась к совхозу только в 1967 году.
«Фермеры» с Левого Острова
Еще более уникальным примером долговечности индивидуальных хозяйств стало поселение крестьян-единоличников Левый Остров, пережившее советскую власть. Как пишет историк Сергей Белоусов, на территорию Калмыкии в эпоху коллективизации самовольно переселились крестьяне Апанасенковского района Ставропольского округа, которые опасались раскулачивания и выселения. В 1930-1931 годах первые 10 семей единоличников заняли необитаемый остров посреди соленого озера Маныч-Гудило длиной 14 верст и шириной в две версты. Здесь проходила граница двух административных субъектов, и власти долгое время «закрывали глаза» на беглецов.
В 1941 году на Левом Острове имелось уже 82 двора. Люди выживали за счет огородничества и бахчеводства. Они разводили коров, овец, коз, свиней и верблюдов. Правда, при этом жители острова нелегально пользовались колхозными землями. Дополнительный доход им приносили торговля и рыболовство, так что единоличники имели возможность платить высокие налоги. Жители Левого Острова соблюдали религиозные традиции, их дети не вступали в пионеры. Планам властей по выселению островитян помешала Великая Отечественная война.
При Хрущеве земли единоличников острова были разделены между колхозами. Но 47 семей продолжали вести хозяйство, причем довольно успешно. Крестьяне с озера Маныч-Гудило не знали радио и электричества, зато они первыми в округе стали покупать личные автомобили. В 1960-х годах нескольких единоличников арестовали с конфискацией имущества как «тунеядцев», многих сослали в Томскую область. Не помогла даже делегация в Кремль, которую снарядили хуторяне.
Тем не менее Левый Остров дотянул до времен перестройки. В 1985 году в поселке оставались девять семей единоличников. После событий 1991 года жители острова продолжили заниматься сельским хозяйством уже на капиталистических началах, став фермерами.