Connect with us

История

Корпус топографов: двести лет со времени основания

Корпус военных топографов оставил весьма глубокий и еще не вполне оцененный след в российской истории. Начало его формированию было положено 200 лет назад. На первый взгляд, возникновение Корпуса носило случайный характер. В 1818 г. полковнику квартирмейстерской службы Карлу Ивановичу Теннеру (1783-1860) – признанному разработчику основ точной топографической съемки в России – было “Высочайше повелено” осуществить топографическую съемку Виленской губернии. Но, как это часто бывает, смета и сроки, утвержденные императором, сильно расходились с требованиями, которые предъявлял к съемке непосредственный начальник К.И. Теннера – генерал-квартирмейстер 1-й армии Мартын Николаевич Гартинг (1785-1824). Последний намеревался использовать съемку в т.ч. как способ пополнения армейских подразделений опытными топографами, для чего предписывал К.И. Теннеру “ежегодно отсылать из находящихся на съемке 25 офицеров обратно в штаб 5 офицеров, хорошо ознакомившихся с производством топографической съемки, взамен которых из штаба будут посылаться другие 5 офицеров”.

При таких обстоятельствах, по подсчетам К.И. Теннера, съемка не могла окончиться ранее 1845 или даже 1850 г. Кроме того, “порционные” и “прогонные” деньги, которые нужно было тратить на указанных офицеров, не были учтены в “Высочайше утвержденной” смете. Много, как говорил впоследствии К.И. Теннер, провел он “бессонных ночей, придумывая как помочь этому горю, как вывернуться из стесненного положения”. Наконец он “набрел на счастливую мысль употребить для своей съемки воспитанников военно-сиротских отделений и преимущественно тех, которые уже были подготовлены в инженерные кондукторы”. В ноябре 1819 г. он написал обстоятельный доклад с изложением данного проекта директору Военно-топографического депо князю Петру Михайловичу Волконскому (1776-1852). В ответ ему было предписано командировать одного из офицеров, состоявших у него на службе, в Ригу для отбора способных воспитанников.

Были выбраны пятнадцать подростков. Сделанные ими в первый же год успехи “служили Теннеру приятным доказательством, что придуманный им способ комплектования съемки был чрезвычайно удачен”. В течение трех лет он “вытребовал” более 70 воспитанников из различных военно-сиротских отделений, которые по окончании съемки были уже хорошо обученными топографами. После инициативы К.И. Теннера и его доклада князю П.М. Волконскому было решено придать этому делу широкий размах. Волконский поручил генералу Фёдору Фёдоровичу Шуберту (1789-1865) разработать проект образования Корпуса топографов, комплектуемого воспитанниками военно-сиротских отделений. Проект положения об этом учебном заведении удостоился Высочайшего утверждения 28 января 1822 г.

Несмотря на кажущуюся случайность основания Корпуса топографов, его возникновение было в русле общеевропейских тенденций того времени. В XIX в. происходил повсеместный переход к милитаризированной форме правления. В Германии, Франции, России и Австрии реформа и профессионализация армии воспринимались как давно назревшая необходимость, актуальность которой была подсказана не столько теорией, сколько опытом наполеоновских войн. Это привело к созданию новых военных институтов и реформе существующих.

Учебные планы военных академий были переработаны. Появились специальные технические журналы по военным делам. Военные ведомства стали тесно взаимодействовать с дипломатическими корпусами не только в военное, но и в мирное время. В иностранные посольства были внедрены военные атташе. Служба разведки начала развиваться не на случайной, а на систематической основе, а главной функцией “столичных” генеральных штабов стала интеграция в армию новых технологий, сбор и обработка сведений по физической географии и военной статистике и планирование будущих войн.

Все это переместило на второй план “наполеоновский” стиль ведения войн, основанный на сочетании военного гения полководца и беззаветной храбрости подчиненных ему солдат и офицеров. Война стала трансформироваться в высокотехнологическое предприятие, а ее планирование – напоминать карты производственного процесса, в котором огромное значение придавалось решению так называемых “геометрических” задач, требующих точного понимания характера местности: наличия или отсутствия дорог; их пригодности для провоза артиллерии в различные сезоны; возможностей фуражировки, расквартировки войск и, конечно же, пространственного расположения важных в военном отношении объектов.

Принято считать, что начало этим изменениям было положено в 1820-х гг. в Пруссии. В 1814 г. там был создан так называемый Большой генеральный штаб (в дополнение к штабам армий), офицеры которого начинали свои карьеры в отделении триангуляционной съемки, где они обучались триангуляции, топографическому анализу и черчению карт. Предполагалось, что это позволит сформировать у будущих полководцев навык соотнесения статистических данных с тактическими свойствами местности и облегчит им решение задач, связанных с мобилизацией и движением армейских подразделений.

Несмотря на универсальность указанной тенденции, реализация ее в российских условиях обладала рядом уникальных свойств, связанных как с общественным строем, так и с территориальными особенностями России. В небольших европейских государствах триангуляция и последующая топографическая съемка могли быть произведены небольшим количеством одаренных офицеров, руководимых единичными академическими экспертами. В России с ее огромной территорией для решения аналогичных задач требовалась массовая одаренность и привлечение целой армии съемщиков. Как ни жестоко это прозвучит, но именно крепостное право стало залогом успешной и быстрой топографической съемки обширной территории государства.

В каком-то смысле это было мировое ноу-хау, достоинства которого были признаны впоследствии американскими географами, столкнувшимися с аналогичной проблемой в отношении собственной страны. В России было создано учреждение, в котором штат офицеров-топографов пополнялся в процессе осуществления съемки, в основном, из казенных крепостных – кантонистов (сыновей рекрутированных крестьян), которые имели возможность стать офицерами и даже дворянами, если проявляли особое усердие в службе. Привлечение в Корпус топографов знатных воспитанников не приветствовалось. Например, заведовавший канцелярией квартирмейстерской части генерал-майор Николай Иванович Селявин (1774-1833) оставил на представлении К.И. Теннера, ходатайствовавшего об определении в Корпус воспитанника из дворян, такую помету: “Дворянину нельзя долго оставаться топографом, а следует быть в Дворянском полку”.

Такая политика подбора воспитанников обеспечивала, как минимум, два важных преимущества. Во-первых, это надолго удерживало выпускников Корпуса на съемке, благодаря чему они приобретали богатый опыт, гарантировавший высокое качество топографической работы. Согласно положению, воспитанники могли претендовать на получение первого офицерского чина только после 8-12 лет беспорочной службы. Во-вторых, сами выпускники были максимально заинтересованы в качественном производстве работ, чтобы как можно быстрее перейти в следующий чин. За первые пятьдесят лет существования Корпуса девять бывших солдатских детей стали генералами, многие десятки – полковниками и подполковниками, но большинство выходило в отставку в звании капитана.

Отбор производился очень тщательно. Во время обучения искусственно поддерживалась дробная иерархия, вынуждавшая кантонистов жестко конкурировать друг с другом. Воспитанники, “не обещавшие успехов”, а также замеченные “в нерадении и порочном поведении”, возвращались в батальоны и замещались другими. Образование, которое они получали, было очень качественным. Для поступления в топографы нужно было выдержать строгие экзамены: по арифметике; по алгебре до уравнений 2-й степени; по плоской геометрии; по чистописанию и рисованию планов. В Школе топографов преподавались: общая теория уравнений; сферическая тригонометрия; основы конических сечений; всеобщая и математическая география; высшая геодезия и тригонометрическая съемка. Особое внимание уделялось составлению рапортов разного рода – статистических, топографических, качественного описания мест и их обитателей и т.п.

Кто-то может спросить: “Но где же здесь наука? Назовите мне хотя бы одного военного топографа, совершившего крупное научное открытие”. В ответ можно возразить – чего стоила бы наука немногочисленных профессоров и академиков, замкнутых в стенах своих аудиторий и лишенных рядовых исполнителей? Это были бы полководцы без армий. Из пресловутой Дуги Струве, длина которой составляла 25°20′, самим Василием Яковлевичем было измерено только 3°34′. Остальные измерения были произведены в основном военными геодезистами. Никто не оспаривает важность методического руководства, но совсем не принимать во внимание участие топографов тоже нельзя. Сын Василия Яковлевича, Отто Струве (1819-1905), совершая хронометрические экспедиции, учитывал показания сорока хронометров. Но не сам же он их возил. Ему помогали военные топографы, а многие офицеры-геодезисты проводили наблюдения на построенных специально для этого временных обсерваториях.

В случае, когда речь идет о картографировании обширной территории, следует иметь в виду, что такая работа не может быть произведена без наличия широкой инфраструктуры. Корпус топографов был средним и наиболее организованным ее звеном. Уровнем выше располагалась Академия в широком понимании этого слова – отдельные ученые, как правило, с мировым именем, тестирующие новые инструменты и методики, составляющие каталоги геодезических звезд, определяющие форму геоида – словом, академические эксперты. Уровнем ниже – носители первичной информации о территориях, подлежащих систематическому картографированию: путешественники, торговцы, послы, шпионы, выкупленные рабы и т.д.

Поначалу военные топографы занимались решением преимущественно военных задач. Зачастую на картах обозначались объекты, важные только в военном, а не в экономическом или географическом отношении. Специально помечались дороги, удобные для провоза артиллерии; деревни характеризовались с точки зрения их пригодности к расквартировке войск; выявлялись выгодные военные позиции и т.д. По сути дела, Военно-топографическое депо работало как подразделение службы разведки, собирающее информацию, позволяющую грамотно организовать логистику военных перемещений. Однако в августе 1847 г. императором Николаем I (1796-1855) было утверждено положение Комитета министров, согласно которому геодезические действия депо должны были производиться “совокупно с другими ведомствами: Межевым и Русским географическим обществом”. С этого момента к экспедициям географического общества стали прикомандировываться военные топографы для составления географического и топографического описания пройденных маршрутов. Параллельно начало постепенно развиваться систематическое сотрудничество военного и межевого ведомств в вопросах кадастрового учета земель и исправления межевых атласов. Военно-топографическое депо все более плотно встраивалось в работу гражданских ведомств.

Что еще более важно, навыки, приобретаемые топографами в процессе обучения, были необходимы не только для получения разведывательной информации, но и для исполнения множества смежных задач, включая организацию полезных данных в особую систему учета. Технические эксперты воплощали в себе новый тип имперского военного специалиста с гибким мышлением и регулируемой самодисциплиной. Ментальное и физическое превосходство в данном случае выступали как взаимно дополняющие друг друга части единого целого. Топографы разрабатывали технологии знания, предназначавшиеся для сортировки, каталогизации и хранения различных видов информации – как количественной, так и качественной. Длинные ряды наблюдений складывались в постоянно обновляемый архив, предназначавшийся не только для хранения полученных данных, но и для их оперативного извлечения при необходимости спланировать ту или иную операцию. Топографы постепенно становились новой военной элитой, весьма неоднозначно воспринимаемой традиционным дворянским офицерством.

Корпус топографов стал мощным интеллектуальным ресурсом, в т.ч. территориальной экспансии Российской империи. Как бы ни относиться к этому процессу сегодня, в то время он вряд ли был остановим. Это был этап не только национальной, но и всемирной истории. Стремительная экспансия крупных мировых держав в XVIII—XIX вв. привела к их конкуренции друг с другом в планетарном масштабе. Границы государств замкнули поверхность Земли, сделав предметом исследования геодезистов и топографов не столько отдельную территорию, сколько всю планету. Наращиваемые силы белых, здоровых и хорошо образованных мужчин шагали уже не по плоским равнинам, а по искривленной поверхности глобуса. Это обеспечило спрос на теоретические разработки Карла Фридриха Гаусса (1777-1855), Фридриха Вильгельма Бесселя (1784-1846), Василия Яковлевича Струве (1793-1864) и других выдающихся астрономов и математиков конца XVIII – начала ХГХ в.

Существенно повысились требования к точности изготавливаемых геодезических инструментов. Были усовершенствованы методы определения географических координат. В частности, стали учитываться поправки, о которых в XVIII в. никто и не помышлял. Например, изменение склонения Солнца в ходе пересечении меридиана при определении широты (то есть, учитывалось смещение Солнца относительно небесного экватора за примерно полуторачасовой интервал). Во всех крупных державах были основаны высококлассные астрометрические обсерватории, главной целью которых стало точное определение положений опорных геодезических звезд, измерение дуги меридиана, определение формы геоида и разработка инструментов и методик для возможно более точного определения географических координат.

Основание Корпуса топографов положило начало громадной работе по точному картографированию Российской империи. Съемки Виленской, Курляндской, Гродненской и Минской губерний были окончены К.И. Теннером в 1834 г. Ф.Ф. Шуберт, в свою очередь, осуществил в 1820-1832 гг. тригонометрическую съемку Санкт-Петербургской, Псковской, Витебской и части Новгородской губерний. В 1845 г. были приняты новые правила и разработана единая стратегия приобретения топографических сведений, нацеленная на ускоренное производство топографических работ. В частности, был отменен проект 1843 г. о производстве топографических съемок в центральной России, и все усилия были обращены на западные губернии: Витебскую, Киевскую, Могилевскую и Смоленскую. От них предполагалось постепенно распространять работы к востоку. К 1847 г. в России были уже произведены тригонометрические съемки Лифляндии, Эстляндии (по берегам), Тверской, Московской, Калужской, Тульской, Смоленской, Могилевской, Витебской, Волынской, Каменец-Подольской, Киевской губерний и полуострова Крым. Триангуляция Царства Польского и градусное измерение по Бессарабии завершили работы на западных границах и вместе с градусным измерением по литовским губерниям соединили российские геодезические работы с прусскими и австрийскими, а следовательно – со всеми европейскими.

К концу 1840-х гг. топографические съемки достигли Кавказской области, Оренбургского края и Западной Сибири. Началась съемка так называемой “Киргизской степи”, которая одновременно с военной экспансией в этот регион завершилась знаменитым русско-афганским разграничением (1885), разделившим Центральную Азию на Русский Туркестан и протектораты Британской империи. Россия обрела границы, в которых неизменно просуществовала вплоть до 1917 г.

Нигде больше афоризм Роджера Бэкона “знание – сила” не демонстрировал себя с такой отчетливостью, как во время топографических работ XIX в. Знание превращалось в силу, однако это превращение осуществлялось не в сублимировано-интеллектуальной университетской среде, а в военизированных учебных корпусах, в которых представители низших социальных слоев массово перекраивались в узких, но высококвалифицированных технических специалистов. Топографы покрывали сетями пространства, завоеванные регулярными войсками, и, производя рекогносцировки сопредельных земель, обеспечивали дальнейшее продвижение войск. Так работал этот порождающий механизм, объектом и одновременно питательной средой которого были еще неизведанные местности.

Совершенно особая роль отводилась топографам в проведении государственной границы. В ходе формирования крупных империй и неизбежного столкновения их интересов в тех или иных регионах возникла потребность в выработке механизма, который позволял бы решать территориальные конфликты. Уже первые инциденты столкновения империй приводят к необходимости создания института границы. Ни у кого не было иллюзий на тот счет, что граница не будет нарушаться. Зона соседства двух государств всегда была предметом посягательств и местом разного рода авантюрных операций, рентабельность которых была пропорциональна степени риска. Но для предъявления политических претензий необходимо было иметь веский аргумент. И этим аргументом стало понятие “нарушение границы”.

Поэтому политики подписывали трактаты о делимитации (примерном обозначении того, где должна пройти граница), после чего на место ехала особая комиссия с комиссарами от всех заинтересованных сторон и осуществляла демаркацию – астрономическую привязку границы либо к естественным препятствиям (рекам, пикам высоких гор), либо к искусственно возводимым сигналам. Линия демаркации фиксировалась на карте, что наглядно сертифицировало достигнутые соглашения. Таким образом, карта превращалась в сертификат на право владения территорией. Понятно, что неотъемлемой (а, технически, – главной) частью этой комиссии была команда астрономов и топографов.

Сегодня уже мало кто сомневается, что осуществляемая в течение всего XIX в. рутинная работа геодезистов-топографов (в основном военных), ориентированная на экспансию по принципу последовательного наращивания топографических сетей, была одной из практик, сыгравших роль мощной трансформирующей силы как в политической, так и в интеллектуальной истории. Она серьезным образом способствовала определению вида современной политической карты мира и задала особый стандарт отношений между политиками, чиновниками и интеллектуалами.

Практика картографирования была “большой наукой” XIX в. Она вывела научные процедуры из лабораторий и кабинетов и открыла им более широкие перспективы. Карты были не просто продуктом картографирования. Они являлись инструментом превращения знания в национальное достояние – исчислимое, весомое, поддающееся инвентаризации, оценке и сравнению. Они позволили организовать прямой диалог между интеллектуалами, военными и административными службами, поскольку их изготовление существенно облегчало решение любой крупной организационной задачи – от движения и размещения войск до определения размеров налогов и статистической оценки “производительных сил”. И в основе всего этого лежала тихая и скромная работа военных топографов, многие труды которых долго хранились в военных архивах, не давая возможности правильно судить об их истинном вкладе в историю нашей науки.

Наш канал в Телеграм
Продолжить чтение
Click to comment

Leave a Reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Города и страны4 дня назад

Лучшие курорты Италии: топ 10

Медицина4 дня назад

Идеальные Улучшения: Брекеты и Как Выбрать Подходящую Стоматологию

Климат1 неделя назад

Климат в Кризисе: Путь к Устойчивому Будущему на Земле

Города и страны1 неделя назад

Идеальная Студия в Нижнем Новгороде: Ваш Уютный Уголок в Сердце Города

Солнечная система3 недели назад

Тайны Япета: Открытие, Исследования и Загадки Уникального Спутника Сатурна

Медицина3 недели назад

Выбор будущего дома: как найти идеальный пансионат для пожилых

Животные3 недели назад

Ваш питомец в надёжных руках: как выбрать лучшую ветеринарную клинику

Космические миссии4 недели назад

Диона: Загадочный мир в системе Сатурна

Космические миссии4 недели назад

Мимас: Тайны маленького спутника Сатурна

Солнечная система4 недели назад

Титан: Что известно о спутнике Сатурна?

Медицина4 недели назад

Уникальный и удобный подход к выбору стоматологии

Информационные технологии4 недели назад

Математика и физика: персональный подход и интерактивные инструменты обучения в “Тетрике”

Copyright © 2024 "Мир знаний"