Эволюция Homo sapiens

Около 70 тыс. лет назад наш вид. Homo sapiens, покинул Африку, чтобы начать свое неумолимое шествие по Земле. К тому времени другие виды древнего человека уже прижились в Европе и Азии, но только нашим предкам удалось в конечном счете обосноваться на всех основных континентах мира и многочисленных островах и архипелагах. Примечательно, что расселение это сопровождалось процессами, не известными при экспансии других биологических видов. Куда бы ни приходил Homo sapiens, вместе с ним являлись крупномасштабные экологические изменения. Столкнувшись с нашими предками, вымерли все остальные древние люди; их судьбу разделило огромное число других животных. Без сомнения, в истории нашей планеты никогда не происходило миграций, повлекших за собой столь драматические последствия.

В течение долгого времени палеоантропологи спорят о том, как и почему предки современных людей отважились на этот беспримерный подвиг, обеспечивший им глобальное доминирование на планете. Некоторые ученые считают, что именно развитие более крупного и сложно устроенного мозга позволило человеку разумному покорять новые земли и справиться с поджидавшими его там новыми неведомыми опасностями. Другие утверждают, что выходу нашего вида из Африки способствовало освоение новых орудийных технологий и способов охоты, которые позволили древним людям надежно защищаться от врагов и убивать добычу с невиданной прежде эффективностью. Третий сценарий предполагает, что глобальные изменения климата на Земле привели к ослаблению экологических позиции неандертальцев и других архаичных видов человека, населявших территории вне Африки, и это дало шанс нашим предкам захватить ареалы родственных им древних гоминидов. К сожалению, ни одна из этих гипотез так и не смогла стать всеобъемлющей теорией, которая в полной мере объясняла бы невероятный биологический успех нашего вида. Исторически эти теории выдвигались в основном для объяснения всплесков активности Н. sapiens в отдельных регионах планеты, в частности в Западной Европе. Слишком узкоспециализированный подход к изучению колонизации Земли современными людьми уводил ученых в сторону от понимания комплексного характера данной проблемы. Хотя миграция человека разумного и проходила в несколько этапов, она все же представляла собой единое грандиозное событие и, следовательно, должна исследоваться во всей своей полноте.

На протяжении последних Шлет я занимался раскопками в месте, называемом Пиннакл-Пойнт, на южном побережье ЮАР. Полученные мною данные вкупе с новейшими теоретическими достижениями в области биологических и социальных наук натолкнули меня на мысль о еще одном вероятном сценарии покорения мира древними людьми. Согласно моему предположению, миграция стала возможной тогда, когда у нашего вида получил развитие и генетически закрепился новый тип социального поведения, а именно способность человеческих индивидов кооперироваться с особями, не состоящими с ними в близком родстве. Эта уникальная черта наших предков в сочетании с высокими когнитивными способностями позволяла им быстро адаптироваться к любым новым и неожиданным условиям. Она содействовала также быстрому прогрессу в быту и технологии, приведя, в частности, к изобретению качественно нового метательного оружия, эффективно поражающего на большом расстоянии. Экипированные всем этим, наши предки покинули Африку в полной готовности подчинить мир своей воле.

Страсть к покорению пространства

Чтобы оценить, насколько выдающимся событием оказалась колонизация планеты человеком разумным, вернемся примерно на 200 тыс. лет назад, ко времени зарождения нашего вида в Африке. Па протяжении десятков тысяч лет вполне современные по внешнему виду и анатомическому строению люди они выглядели как любой из нас— вообще не покидали пределов их родного континента. Лишь около 100 тыс. лет назад одна-единственная группа Н. sapiens совершила кратковременную вылазку на Ближний Восток, но продвинуться дальше, по-видимому, не смогла. В то время, очевидно, люди еще не располагали всеми необходимыми для такого путешествия возможностями. Позже, около 70 тыс. лет назад, еще одна небольшая группа наших предков покинула Африку и начала уже более успешный поход к новым землям. Во время своего расселения по Евразии они столкнулись с другими, близко родственными им. но более архаичными видами человека — неандертальцами в Западной Европе и представителями недавно обнаруженного денисовского человека в Азии. Вскоре после вторжения современных людей оба эти виды вымерли, хотя в результате периодического скрещивания между различными предковыми племенами их генетический материал частично сохранился в нашем геноме и по сей день.

Когда современный человек достиг берегов Юго-Восточной Азии, он впервые столкнулся с океаном, казавшимся тогда безграничным и непреодолимым. И вес же наши предки бесстрашно двинулись дальше! Подобно нам. эти люди обладали силой воображения, желанием познания и покорения новых земель, и поэтому построили суда, способные преодолеть океан, пустились вплавь через водную пустыню и около 45 тыс. лет назад достигли берегов Австралии. Будучи единственным человеческим видом, попавшим в эту часть мира. H. sapiens быстро заполонил континент, прокладывая себе дорогу копьем и огнем. В результате этого вымерло множество крупных и весьма необычных существ, составлявших мегафауну сумчатых млекопитающих, которые доминировали в Австралии до появления человека. Еще через 5 тыс. лет первые австралийцы отыскали и пересекли сухопутный мост, связывающий Австралию с Тасманией, и только суровые воды южных океанов преградили им путь в Антарктиду.

По другую сторону экватора Н. sapiens мигрировал на северо-восток, проник в Сибирь и расселился по приполярным землям. Льды, покрывающие землю и море, некоторое время не давали людям добраться до Нового Света. Вопрос о том, когда именно они сумели достигнуть Северной и Южной Америки, до сих пор вызывает ожесточенные научные споры, но в одном вес исследователи сходятся: примерно 14 тыс. лет назад наши предки преодолели последние барьеры и проникли на континенты, чья природа никогда не сталкивалась прежде с разумным видом-охотником. Всего за несколько тысяч лет человек уже достиг крайней оконечности Южной Америки. Эти новые достижения обернулись массовым вымиранием животных, обитавших в Новом Свете еще со времен ледникового периода, таких как мастодонты и гигантские ленивцы.

Мадагаскар и многие тихоокеанские острова оставались непокоренными человеком еще около 10 тыс. лет, но, приложив новые усилия, древние мореплаватели обнаружили и колонизировали почти все эти клочки суши. Как и другие места, где H. sapiens проявил себя как охотник и собиратель, эти острова ощутили на себе все тяготы человеческого вмешательства: выжигание лесов и степей, истребление животных и изменение всей среды обитания ради процветания только одного вида. Разве что Антарктида, сплошь покрытая снегом и льдами, избежала колонизации вплоть до индустриальной эпохи.

Преимущества командной игры

И все-таки: как же людям удалось это сделать? Почему после десятков тысяч лет добровольного заточения в пределах одного континента наши предки вдруг совершили настоящий прорыв и завладели не только регионами, уже колонизированными более древними видами людей, но и всем миром? Любая конструктивная теория, объясняющая этот процесс, должна решить сразу две проблемы. Во-первых, почему процесс расселения начался в некое определенное время, а не раньше. Во-вторых, нужно предложить механизм быстрого распространения человека посуше и через морс, включая способность эффективно адаптироваться к новым условиям и вытеснять более архаичные виды из занятых ими экологических ниш. Я считаю, что в основе сценария лежит появление у наших предков одних и тех же новых черт, которые сделали из нас, с одной стороны, прекрасных союзников, а с другой — беспощадных конкурентов, и это лучше всего объясняет внезапный взлет человечества к вершине мирового господства. Итак, люди современного типа приобрели эти качества, а неандертальцы и другие наши вымершие «двоюродные братья», очевидно, ими не обладали. Именно эти черты, по моему мнению, стали последним крупным дополнением к набору характеристик, которые составляют то. что антрополог Ким Хилл (Kim Hill) из Университета штата Аризона назвал «природой человеческой уникальности».

Современные люди в чрезвычайной степени склонны к сотрудничеству друг с другом. Мы вовлечены во множество очень сложно скоординированных групповых взаимодействий с людьми, которые не связаны с нами родственными узами или даже вовсе нам незнакомы. Возьмем, например, ситуацию, описанную в 2009 г. антропологом Сарой Блаффер Хрди (Sarah Blaffer Hrdy) из Калифорнийского университета в Дэвисе в ее книге «Матери и другие» (Mothers and Others). Представьте себе две сотни шимпанзе, которые дружно садятся в самолет, сидят почти неподвижно в течение нескольких часов, а потом, как по команде, покидают его стройными рядами. В реальности такая ситуация невозможна: обезьяны бы просто сцепились друг с другом и дрались без перерыва. Этот мысленный эксперимент помогает лучше понять позитивную сторону человеческого сотрудничества. Но эта наша способность— палка о двух концах. Если представители вида способны дружно броситься на защиту еще одной особи, пусть и никому не знакомой, они также без колебаний будут объединяться друг с другом ради войны с конкурентами и безжалостно истребят последних. Многие мои коллеги, как и я сам, считают, что эта склонность к сотрудничеству— то, что я называю гиперобщительностыо, – несовременная черта, недавно приобретенная людьми, а, напротив, один из генетически обусловленных признаков, характерных уже для древнего Н. sapiens. Хотя многие другие животные демонстрируют определенные намеки на данный тип поведения, черты, которыми обладают современные люди, — совершенно иные по своей сути.

Непросто ответить на вопрос, как именно у нас возникла генетически закрепленная склонность к активному сотрудничеству. Однако с помощью метода математического моделирования социальной эволюции мы получили некоторые объяснения этому феномену. Сэм Боуэлз (Sam Bowles), экономист из Института Санта-Фе, показал, что регулярные конфликты между группами особей, как ни парадоксально это звучит. — оптимальное условие, при котором «ген гиперобщительности» может закрепляться в популяции. Группы, имеющие большее число гиперсоциальных участников, более эффективно работают как единое целое, вытесняя таким образом другие группы и передавая гены своего поведения следующему поколению, что, соответственно, способствует распространению этой необычной аллели. В дополнение к вышеизложенному исследования биолога Пита Ричерсона (Pete Richerson) из Калифорнийского Университета в Дэвисе и антрополога Роба Бойда (Rob Boyd) из Университета штата Аризона указывают на то, что гиперсоциальное поведение имеет наилучшие шансы распространиться, если оно возникает на субпопуляционном уровне при интенсивно развивающейся межгрупповой конкуренции. Иными словами, исходная популяция должна быть небольшого размера — такими и были в Африке те Н. sapiens, от которых непосредственно произошли все современные люди.

Современные охотники-собиратели, как правило, живут в группах численностью около 25 человек, заключают браки за пределами группы и объединяются в племена, которые связаны брачными узами, обменом дарами, общими языком и традициями. Кроме того, они иногда сражаются с другими племенами, подвергая при этом свое существование немалой опасности. Возникает резонный вопрос: что провоцирует мирных людей настолько рискованные действия?

Ради чего стоит воевать? Ответ на этот вопрос дает классическая теория «экономической обороноспособности», выдвинутая в 1964 г. Джерра мом Брауном (Jerram Brown), работавшим в Университете Олбани. Изначально она была призвана объяснить различия в агрессивности среди птиц. Браун утверждал, что агрессивные действия всегда преследуют определенные цели, достижение которых увеличивает шансы вида или популяции на выживание и размножение. Естественный отбор будет благоприятствовать агрессии ровно до тех пор, пока она способствует достижению этих целей. Например, все организмы имеют потребность в пище и, следовательно, в защите кормовой базы. Поэтому агрессивное поведение может поддерживаться естественным отбором, если оно помогает виду лучше использовать пищевые ресурсы. Если же пищевые ресурсы принципиально невозможно защитить или же это требует чрезмерных затрат, агрессивное поведение элиминируется из популяции.

В классической работе 1978 г. Рада Дайсои-Хадсон (Rada Dyson-Hudson) и Эрик Олден Смит (Eric Alden Smith), работавшие тогда в Корнеллском университете, применили теорию «экономической обороноспособности» к небольшим группам аборигенных человеческих племен. Их исследования показали, что защита ресурсов имеет смысл тогда, когда сами ресурсы расположены компактно и предсказуемо. Я хотел бы добавить к этому, что ресурсы должны быть для организма действительно важны. —ни один организм не будет защищать ресурс, который ему не нужен. Данный принцип актуален и в современном мире: нации и государства чаще всего вступают в ожесточенные конфликты за контроль над уже разведанными ценными ресурсами, сосредоточенными на определенной территории, такими как нефть, вода или плодородные сельскохозяйственные угодья. Необходима важная оговорка по поводу применимости данной теории в прошлом: ресурсы, борьба за которые способствовала бы усилению межгрупповых конфликтов и. соответственно, созданию союзов против врага, небыли в древней Африке повсеместно распространенными. Войны могли быть только в тех регионах, где распределение таких ресурсов было компактным, а поиск их — сравнительно легким. Но в современной Африке они по большей части редки, непредсказуемы и пространственно рассредоточены — вот почему большинство изучаемых этнографами сообществ современных охотников и собирателей обычно не тратят много времени и энергии на защиту своих земель. Однако есть и исключения: в некоторых прибрежных районах встречаются территории со стабильно высокой концентрацией ценных пищевых ресурсов— это скопления колоний морских моллюсков. И как раз среди групп охотников собирателей, которые использовали эти ресурсы, например, на Тихоокеанском побережье Северной Америки, наблюдались, согласно этнографическим и археологическим свидетельствам, самые высокие уровни конфликтов.

Когда же основой человеческого рациона впервые стали такие виды пищи, наличие которых на компактных территориях легко предсказуемо? Миллионы лет наши древние предки питались наземными растениями, сухопутными животными и — реже — обитателями внутренних пресных водоемов. Источники этой пищи рассредоточены на обширных территориях, и наличие их в конкретном месте обычно почти непредсказуемо. По этой причине наши предки долго жили рассеянными группами, которые постоянно перемещались в поисках еды. Но со временем человеку становились доступны все более сложные представления об окружающем мире, и, наконец, члены одной из групп осознали, что можно оседло жить на морском побережье, питаясь в основном моллюсками. Раскопки, проводимые моей научной группой в Пиннакл-Пойнт, свидетельствуют о том, что данный этап начался около 160 тыс. лет назад на южном побережье Африки. Там впервые в истории человечества люди перешли к использованию компактно расположенных, хорошо предсказуемых и очень питательных ресурсов белковой пищи. Отсюда и началась история, повлекшая за собой огромные перемены в человеческом обществе.

Генетические и археологические данные показывают, что вскоре после возникновения H. sapiens его популяции стали быстро уменьшаться в численности. Ото. вероятно, было связано с глобальным похолоданием, которое длилось на протяжении времени 195-125 тыс. лет назад. В суровых условиях, когда на континенте съедобные растения и животные становились малодоступными, приморские экосистемы стали играть решающую роль для выживания нашего вида. Естественно, что обладание этими ресурсами зачастую становились поводом для войн. Недавние эксперименты на южном побережье Африки, возглавляемые Яном де Винком (Jan De Vynck) из Центрального университета им. Нельсона Манделы в ЮАР. показывают, что колонии моллюсков могут быть чрезвычайно продуктивными, производя до 4,5 тыс. калорий пищи в час. Моя гипотеза вкратце состоит в том, что прибрежные ресурсы, будучи богатыми, компактно расположенными и хорошо предсказуемыми источниками пищи, спровоцировали рост уровня территориальности среди людей, а высокая территориальность стала причиной регулярных межгрупповых конфликтов. Войны, в свою очередь, создали ситуацию, способствующую генетическому закреплению признаков внутригруппового просоциального (ориентированного на благо социальных групп) поведения, которое улучшало защиту территорий и сохраняло беспрепятственный доступ к наиболее ценным ресурсам. В дальнейшем эти новые черты поведения распространились по всей человеческой популяции.

Орудие войны

Итак, научившись «командной игре», древний человек встал на путь, ведущий к мировому господству. Но. по-моему, полностью реализовать свой агрессивный потенциал человек смог только с помощью нового технологического прорыва, создав эффективное метательное оружие. Люди долго шли к этому изобретению. Технологический прогресс всегда аддитивен: он опирается на предшествующий опыт и уже существующие знания. Развитие метательного оружия, скорее всего, шло сложными путями, оно эволюционировало от колющей палки к ручному копью, далее к устройству для метания копья (атлатлю), после чего появились лук и стрелы, а под конец— современные, все более изощренные способы для запуска смертоносных бомб, ракет и т.п.

С каждой новой итерацией орудия убийства становились все эффективнее. Использование простых деревянных копий с заточенным острием, как правило, приводило лишь к одной колотой ране, которой было еще не достаточно, чтобы жертва быстро ослабела и умерла от потери крови. Снабжение деревянного копья заостренным каменным наконечником позволило наносить уже более серьезные ранения. Однако такое нововведение требует и развития новых приемов изготовления оружия. Во-первых, надо обточить наконечник, который смог бы проткнуть шкуру животного, во-вторых— создать древко для крепления наконечника, в-третьих— все это следует надежно скрепить вместе: склеить или привязать, а иногда и то и другое. Джейн Уилкинс (Jayne Wilkins), работающая в Университете Кейптауна, и ее коллеги показали, что каменные орудия, найденные на раскопках в Кату Пан 1 в ЮАР использовались как наконечники для копий уже около 500 тыс. лет назад.

Датировка артефактов, найденных в Кату Пан 1, позволяет предположить, что их изобрел последний общий предок неандертальцев и современных людей. Более поздние находки (около 200 тыс. лет назад) подтверждают, что оба вида-потомка, как и следовало ожидать, тоже создавали подобные инструменты. Эта общая технология означает, что между древним Н. sapiens и неандертальским человеком какое-то время существовал «паритет в области вооружений». Но эта ситуация рано или поздно должна была подойти к концу.

Большинство экспертов полагают, что появление среди археологических находок миниатюрных каменных орудий знаменует собой изобретение настоящих метательных снарядов, для которых решающие характеристики— легкость и баллистические свойства. Такие орудия слишком малы, чтобы метать их рукой. Вместо этого их помещали в пазы, выбитые в кости или в деревянной палке, чтобы запустить каменный снаряд с высокой скоростью и на большое расстояние. Древнейшие из известных примеров этой так называемой микролитический технологии найдены как раз в Пиннакл-Пойнт. Там в скальной пещере, известной как ППС-6, мы нашли множество различных артефактов. Используя метод так называемого оптически стимулированного люминесцентного датирования, Зенобия Якобе (Zenobia Jacobs), специалист по геологическому исчислению из австралийского Университета Вуллонгонга определила, что археологические находки из ППС-6 датируются периодом от 90 тыс. до 50 тыс. лет до н.э. При этом самые древние микролитические инструменты, найденные в описываемом местонахождении, были изготовлены около 71 тыс. лет назад.

Приведенные сроки могут означать, что появление этой технологии произошло быстрее из-за глобального изменения климата и перемен в рационе питания древних людей. Ранее отметки в 71 тыс. лет назад люди, поселившиеся в ППС-6. делали только большие каменные наконечники и лезвия из минерала, называемого кварцитом. В то время, по утверждению одного из членов моей научной группы Эрика Фишера (Erich Fisher) из Университета штата Аризона, берег моря находился совсем недалеко от Пиннакл-Пойнт. К тому же реконструкция климата и экологической обстановки того времени, выполненная Мирой Бар-Мэтьюс (Mira Bar-Matthews) из Геологической службы Израиля и доктором Керстин Браун (Kerstin Braun), ныне постдоком в Университете штата Аризона, указывает на то. что местные условия тогда были похожими на преобладающие в данном районе и ныне: сильные зимние дожди и доминирование кустарниковой растительности. Однако около 74 тыс. лет назад в климате Земли началось преобладание ледниковых условий. Уровень моря упал, обнажились прибрежные равнины, увеличилось количество летних осадков, ив результате это привело к широкому распространению трав с высокой питательной ценностью и лесных массивов, состоящих в основном из различных видов акаций. В конце концов на прежде затопленном побережье сформировалась большая миграционная экосистема, вдоль которой травоядные животные перемещались на восток летом и на запад зимой, следуя за осадками и, следовательно, свежей травой.

Достоверно неизвестно, почему именно после наступившей смены климата обитатели ППС-6 начали делать небольшие и легкие метательные орудия. Не исключено, что их использовали для охоты на крупных животных, мигрировавших по новым территориям. Но какой бы ни была причина, именно тогда люди обучились новой технике и обратились к ранее не использовавшемуся виду сырья — минералу силкрету, который они стали раскалывать на мелкие острые осколки, предварительно нагревая его над огнем. Важно, что только благодаря произошедшим климатическим изменениям древние охотники получили доступ к почти неиссякаемому источнику дров – стволам быстрорастущей акации, и это создало прочную базу для производства термообработанных микролитических инструментов.

Мы пока не знаем, для какого вида метательной технологии предназначались найденные микролитические орудия. Моя коллега Марлиз Ломбард (Marlize Lombard) из Университета Йоханнесбурга в ЮАР утверждает, основываясь на своих предыдущих исследованиях, что, судя по схожести отметин, оставляемых такими предметами, с уже несомненными отметинами от древних стрел, они стали прародителями последних. Я лично в этом не до конца уверен, т.к. исследования Ломбард не учитывали следов, оставляемых примитивной копьеметалкой (атлатлем). Мне скорее кажется, что в Пиннакл-Пойнт. как и в любом другом месте, атлатль предшествовал более сложному оружию, каковое представляют собой лук и стрелы.

Еще я предполагаю, что, подобно современным африканским охотникам-собирателям, чей образ жизни подробно описан этнографами, древний Н. sapiens вполне мог знать о растительных и животных ядах и использовать их для повышения эффективности своего оружия. Вообразите: последний бросок охотничьего копья, нервно колотящееся сердце, тяжелое дыхание, пыль, кровь, запах пота и мочи. Опасность чудовищная. Животное, уже едва держась на ногах от изнеможения и потери крови, припало к земле, у него остался один-единственный шанс: инстинкт заставляет загнанного зверя совершить последний в своей жизни прыжок, чтобы вспороть охотнику живот своими рогами. Короткая жизнь и переломанные кости неандертальцев — лучшее доказательство огромного риска, сопровождавшего охоту на крупных животных с ручными копьями на близком расстоянии. Насколько же велико преимущество запущенного издалека снаряда, да еще и снабженного наконечником с ядом, который парализует животное, давая возможность охотнику подойти и положить конец погоне с минимальным риском для жизни. Это оружие стало настоящим прорывом в технологии охоты.

Природа и разум

Когда к гиперсоциальности первых людей прибавились технологические инновации, родился совершенно необычный биологический вид, чьи особи организованы в группы, каждая из которых способна действовать как единый неукротимый хищник. И с тех пор на Земле уже не будет ни добычи, ни соперника, что могли чувствовать себя в безопасности. Вооруженные способностью к сотрудничеству и метательным оружием, шестеро людей, говорящие на разных языках, готовы вместе сесть на весла и дружно грести, борясь с десятиметровыми волнами, чтобы наносу судна мог встать во весь рост гарпунер и по приказу капитана послать остро заточенный металлический снаряд в движущуюся тушу левиафана — исполинского животного, по сравнению с которым люди кажутся крошечными насекомыми. Точно так же племя в 500 человек, состоящее из 20 взаимодействующих групп, может собраться в настоящую армию, чтобы покарать соседей за вторжение на свою территорию.

Появление этого странного гибрида безжалостного убийцы и надежного союзника позволяет правдоподобно объяснить, почему, когда между 74 тыс. и 60 тыс. лет назад ледниковый климат сделал негостеприимными огромные пространства внутреннего континента Африки, предки современных людей не стали возвращаться в границы своего исходного ареала. Вместо этого они начали интенсивно расселяться по всей Южной Африке, и их процветанию способствовало широкое применение новых орудий. Насей раз наши пращуры были полностью готовы справиться с любыми неблагоприятными условиями окружающей среды, используя совершенные технологии и систему гибких социальных связей. Теперь люди превратились в самых страшных хищников на суше, а в дальнейшем — и на море. Способность к освоению незнакомой среды стала тем ключом, который наконец открыл человечеству дверь из Африки навстречу новому миру.

У более древних видов Homo, которые не умели объединяться в совместно действующие группы и не овладели метательным оружием, не оставалось ни единого шанса устоять против экспансии Н. sapiens. Ученые давно спорят о том, почему вымерли наши двоюродные братья— неандертальцы. Мне кажется, что единственное правильное объяснение, как бы неприятно оно нам ни было, таково: в процессе своего расселения предки современных людей восприняли неандертальцев как конкурентов и попросту истребили их. Именно для таких случаев естественный отбор и сделал из нашего вида совершенных убийц.

Иногда я пытаюсь представить себе, как произошла эта судьбоносная встреча между современными людьми и неандертальцами. Я воображаю, какие захватывающие легенды неандертальцы, возможно, рассказывали друг другу, расположившись у своих костров: о героических схватках с огромными пещерными медведями и мамонтами, о битвах не на жизнь, а на смерть под серым небом ледниковой Европы, о льдах под босыми ногами, залитых кровью убитых животных и соплеменников. По однажды пришло время, когда эти рассказы окрасились в мрачные тона и радость от охотничьих побед сменилась страхом перед неведомой грядущей опасностью. Неандертальцы-сказители повествовали о новых людях, все чаще проникавших на их земли, — быстрых умелых людях, которые без промаха забрасывали насмерть своих противников копьями с огромного расстояния. Эти чужаки нападали даже ночью, большими группами, убивая мужчин и детей, похищая женщин.

Неандертальцы — первые жертвы убийственной изобретательности современного человека и его необыкновенной способности к сотрудничеству во имя жизни и смерти. Это древняя печальная история помогает объяснить, почему жестокие акты геноцида, порожденные ксенофобией, происходят в мире и по сей день. Когда ресурсы скудеют, а земли не хватает, мы тут же обращаем свое внимание на тех, кто выглядит или говорит иначе, объявляем их «чужими» и этим оправдываем их истребление или изгнание, хотя в действительности делаем все это лишь ради устранения конкурентов. Современная наука полагает, что можно говорить о специфических «раздражителях», которые заставляют нас делить людей на «своих» и «чужих», и относиться к этим «чужим» самым безжалостны м образом. Однако тот факт, что Homo sapiens биологически предрасположен отвечать на дефицит ресурсов столь вопиющей жестокостью, вовсе не означает, что мы навсегда приговорены самой природой к убийству своих собратьев. Современный человек создал культуру, которая способна одолевать даже самые сильные биологические инстинкты. Я надеюсь, что осознание причин, по которым мы инстинктивно губим друг друга в трудные времена, позволит человечеству подняться над собственными низменными порывами и чаще прислушиваться к важнейшему призыву, с которым культура обращается ко всем нам: «Пусть более это не повторится!”