История
Битва за целину. Неизвестная история поднятой целины
По-настоящему освоение целинных земель на востоке Российской империи началось на рубеже XIX—XX веков, чему сопутствовало введение в строй Транссибирской магистрали — Транссиба. Прошло полвека — и о целине вспомнили в СССР. Вспомнили не от хорошей жизни: уже много лет СССР, в связи с выросшим населением, вынужден был покупать зерно у ненавистных буржуев. Мириться с этим было нельзя, ведь зависимость от поставок продовольствия из-за границы — это серьезный удар по безопасности государства. А ну как эти поставки перекроют? И глава государства Никита Хрущев решил кардинально изменить положение дел.
Партия сказала: «Надо?»
В марте 1954 года пленум ЦК КПСС принял постановление «06 освоении целинных и залежных земель». Было намечено распахать ни много ни мало 43 миллиона гектаров целинных и залежных земель в Казахстане и южных районах Западной Сибири. Принятию этого исторического решения предшествовала жесткая полемика в самых верхах власти. Нашлись оппоненты и среди членов Политбюро. В частности, против поспешного вложения гигантских средств в целину выступал такой «тяжеловес», как Вячеслав Молотов. Вскоре ему, как и другим «оппозиционерам», это припомнят. Так или иначе, решение было принято. Однако выполнять столь масштабный замысел было практически некому — страна, понесшая страшные потери в еще недавней войне, не полностью от нее оправившаяся, пребывала в демографическом кризисе, не хватало рабочих рук, а земли, которые предстояло освоить, были практически необитаемы.
Шефство над целиной сразу же взял на себя комсомол. Со всех концов страны в целинные районы потянулись эшелоны. Кто-то ехал в обычных пассажирских вагонах, кто-то — в теплушках, а кто-то и в вагонах с зарешеченными окнами. Впрочем, про такие вагоны вспоминать было не принято. Контингент новоселов-целинников был весьма пестрым. Прибывали целые воинские подразделения; были недавние солдаты, окончившие срочную службу и поверившие в перспективы целинной жизни; встречались и бывшие обитатели ГУЛАГа — зэки. Немало было и действительно добровольцев, покинувших своих колхозы из средней полосы России. Совсем редко встречались романтики — искатели приключений.
Из крупных городов на целину выселялись хулиганы, проститутки и иной нежелательный элемент. В осваиваемых регионах практически отсутствовала инфраструктура: не было ни дорог, ни зернохранилищ, ни ремонтных баз. Вся кампания проходила в форме борьбы, причем не на жизнь, а на смерть, порой в буквальном смысле. Немало людей гибло еще в начале эпопеи: тракторы и машины проваливались под лед при форсировании незнакомых рек, люди замерзали в палатках, разбитых в голой степи, гибли и калечились в техногенных авариях, в результате недостаточности или просто отсутствия квалификации у большинства новоселов. Людей не хватало, особенно в страду уборки урожая. Тогда к оседлым целинникам присоединялись десятки тысяч сезонных работников. Вспомнили, конечно, и о студентах.
ВЯЧЕСЛАВ МОЛОТОВ О ЦЕЛИНЕ
«Целину начали осваивать преждевременно. Безусловно, это была нелепость. В таком размере — авантюра. Я с самого начала был сторонником освоения целины в ограниченных масштабах, а не в таких громадных, которые нас заставили огромные средства вложить, нести колоссальные расходы вместо того, чтобы в обжитых районах поднимать то, что уже готово. А ведь иначе нельзя. Вот у тебя миллион рублей, больше нет, так отдать их на целину или уже в обжитые районы, где возможности имеются? Я предлагал вложить эти деньги в наше Нечерноземье, а целину поднимать постепенно. Разбросали средства — и этим немножко, и тем, а хлеб хранить негде, он гниёт, дорог нет, вывезти нельзя. А Хрущёв нашёл идею и несётся, как саврас без узды! Идея-то эта ничего не решает определённо, может оказать помощь, но в ограниченном пределе. Сумей рассчитать, прикинь, посоветуйся, что люди скажут. Нет — давай, давай! Стал размахиваться, чуть ли не сорок или сорок пять миллионов гектаров целины отгрыз, но это непосильно, нелепо и не нужно, а если бы было пятнадцать или семнадцать, вероятно, вышло бы больше пользы. Больше толку».
Студенческая целина
Начиная с 1956 года в жизнь советских студентов целина вошла так же, как ставшие уже привычными ежегодные выезды на колхозные поля для уборки картошки, капусты, турнепса и других овощей и фруктов. Правда, в этот раз масштаб мероприятия был совершенно иной.
О том, как осваивалась целина, я знаю не понаслышке. В те годы я как раз учился в одном из московских вузов и летом 1957 года, в составе студенческого отряда, оказался на целине.
Дело было так. В начале июня 1957 года наш курс, сдав в ускоренном порядке сессию, разместился в ожидавшем нас на задворках Московского вокзала эшелоне. Состоял он из двух десятков так называемых теплушек. В каждой из них нары человек на 20, соломенные тюфяки. В пути пробыли 8 или 9 суток. Наконец добрались до цели. Со станции Тайнча Кокчетавской области грузовики, часа за 3—4, доставили нас на центральную усадьбу совхоза им. Молотова. Усадьба раскинулась в голой степи и была окружена противопожарным рвом, по наружному периметру которого располагалось кладбище разбитой сельхозтехники — много уже успели наломать за 3 года. На следующий день мы с удивлением узнали, что совхоз наш больше не носит имя Молотова, а уже дней пять зовется «Тихоокеанским». Оказывается, что пока мы были в пути, в столице была разоблачена пресловутая «фракция» (Каганович, Маленков, Молотов и примкнувший к ним Шепилов). Вероятно, не последнюю роль в низложении «фракционеров» сыграла их позиция в вопросе о целине.
Далее выяснилось, что урожай 1957 года совсем не богат, еще далек до созревания и готовности к жатве. Было видно, что совхозное начальство не очень представляет себе, что делать со свалившейся на его голову ордой студентов. Большинство бригад отправили на полевые станы, напутствовав указаниями «обживаться и не скучать». Нашей бригаде повезло — разместили на расположенной километрах в пяти от центральной усадьбы ферме, где пытались занять хоть какой-то подсобной работой. Было скучно. Единственным развлечением стало гонять по степи сусликов. Но старались не раскисать, сами установили режим дня: подъем, отбой, часы кормежки. Автор статьи, ставший посредством демократичных выборов бригадиром, по утрам осуществлял побудку с помощью привезенного с собою патефона: ежедневно в 8 утра всех подымал популярный в те годы «Цветущий май».
Урожай созрел только к концу июля. Нас переселили на полевой стан — вагончик, пара палаток, печка и дощатый стол под навесом. Здесь распределились по агрегатам. Агрегат — это древний даже по тем временам комбайн «Сталинец-6», буксируемый трактором ДТ-54, за комбайном — копнитель для обмолоченной соломы. Экипаж — 4 человека: комбайнер, тракторист и нас двое — помощник комбайнера (штурвальный) и человек с вилами на копнителе. Работа – от рассвета до заката. Нехитрый обед привозили в поле. В обязанность штурвального входила выполняемая каждое утро шприцовка (то есть смазка солидолом) примерно 20 узлов комбайна. Если этим пренебречь, комбайн не протягивал и полсмены, но и со смазкой он ломался регулярно: рвались цепи, отлетали зубья чугунных звездочек. Дело в том, что эти комбайны не слишком подходили для уборки казахстанской нивы, где пшеница основательно «сдобрена» так называемым кураем (тем самым, что, засохнув, вырывается ветром из земли и носится по степи, нагоняя тоску, — «перекати поле»). Курай систематически забивал ножи хедера, что приводило к заклиниванию механизма и поломкам. На этот случай возился ящик с ЗИПом. Ремонтировались в поле своими силами. Уборка заняла не более трех недель. Потом потянулись дни безделья.
Даешь забастовку!
И тут выяснилось, что кормят нас здесь «не за спасибо», а по «черному списку» в счет будущего заработка на уборке. А когда совхозному пищеблоку стало понятно, что из-за скудости урожая заработки наши столь невелики, что мы их уже проели, то нас решили отключить от питания. Переговоры с совхозным начальством желаемых результатов не дали. Кое-как все же кормили, намекая при этом, что заработанных денег мы, вероятно, не получим. В то же время началась распашка убранных полей, и нас решили использовать в качестве плужников. Работа нехитрая — подымать лемеха плуга при развороте трактора на границах бескрайнего поля. Но если на уборочном агрегате было задействовано по два студента, то на плуге — лишь один. То есть половина бригады оказалась без работы и, соответственно, без зарплаты.
И тогда автор статьи выступил с инициативой — «даешь забастовку!». По большому счету забастовка наша была лишь символической: уборочная страда закончилась, начальству надо было думать, чем нас занять, в случае забастовки эта проблема снималась. Отправить по домам раньше планового срока тоже нельзя: ведь «план — это закон». Тогда мы вдвоем двинулись в Кокчетав для переговоров с курирующим нас обкомом комсомола. Там, послушав минут 10, нас завернули, пообещав приехать и разобраться. И приехали — два функционера в сопровождении так называемого комиссара всего студенческого отряда. Устроили комсомольское собрание, сами же и выступали. Зачинщика акции предложили «гнать из комсомола». Однако собрание оказалось решительно против этого. Тем дело и завершилось. До возвращения в Ленинград было еще далеко, а отсутствие дела томило. Своеобразным развлечением в этот период стали ночные прогулки на тракторах. Трактористы после смены отправлялись по домам, оставив своих стальных коней на стане.
Пользуясь этим, некоторые из нас, запустив тракторный дизель, отправлялись на прогулку в степь (благо дорог для этого не требовалось). Главное при этом было не заблудиться и найти обратную дорогу на стан.
Осталось в памяти феерическое зрелище, которое мы пару раз наблюдали темными сентябрьскими ночами. На горизонте в юго-восточном направлении небо на мгновение осветилось ярким всполохом, а затем начало окрашиваться в целую гамму цветов. Загадочное явление продолжалось несколько минут, медленно угасая. Никакого объяснения увиденному мы не нашли.
Наша целинная эпопея подошла к концу. Домой нас вез вполне цивильный поезд из плацкартных вагонов. Еще 4 дня — и мы в Ленинграде. Во время первой остановки в Петропавловске мы прочли заметку в местной газете: «Необычное для наших широт явление — полярное сияние». И даже в нее поверили. Лишь через годы, когда стало многое известно о Семипалатинском ядерном полигоне (где вплоть до 1961 года проводились наземные и воздушные взрывы), а я вдоволь насмотрелся настоящих северных сияний в Заполярье, понял, какие «сияния» видели мы в сентябре 57-го.
60 лет с гаком минуло с той поры, а уроки целины не забыты. Безусловно, поднимать целину было надо, последующее развитие сельского хозяйства это убедительно доказало. Однако проводить освоение целины нужно было без привычной для хрущевских времен штурмовщины, тщательно планируя каждый шаг. Зря наши руководители не прислушались к словам Молотова.