Саламин: морская битва, спасшая Грецию

Битва при Саламине (480 год до н. э.) является, по сути, первой великой морской битвой в истории человечества. Несомненно, и до нее бывали те или иные столкновения на море. Но очень уж скудны сведения, которыми мы располагаем о тех древних битвах. Настолько, что даже не представляется возможным отделить реальность от поэтического вымысла. Битва при Саламине — первое сражение, ход которого мы можем восстановить в деталях. Конечно, и вокруг этой битвы нагромоздили кучу выдумок и басен, прочно проникших и в историческую науку. Но тем не менее реальную картину боя восстановить можно. Но обо всем по порядку…

«Будущее Афин — на морях!»

В 480 году до нашей эры над греческими городами нависла страшная угроза — войско персидского царя Ксеркса вторглось на Балканский полуостров. Цель вторжения была очевидна: полное покорение всех сохранявших еще независимость греческих земель. Кроме сухопутного войска у Ксеркса был мощный флот.

Попытка спартанского отряда во главе с царём Леонидом преградить персидскому войску путь в Фермопильском ущелье окончилась неудачей. Персы прорвались в центральную Грецию. В Афинах весть о прорыве персов встретили с отчаянием — было очевидно, что город удержать не удастся. Надо было эвакуировать население. Большую часть афинских граждан перевезли на находившийся неподалеку от берега остров Саламин. Туда же — к Саламину — стал стягиваться флот греческих полисов (городов-госуда рств).

Как минимум половину от этого соединенного греческого флота составляли афинские корабли. Незадолго до вторжения персов афиняне — по предложению дальновидного стратега Фемистокла — одобрили масштабную программу строительства морского флота. К моменту вторжения персов «сухопутные» до той поры Афины имели уже флот в 200 триер (многовесельных кораблей). Еще 150—200 кораблей выставили остальные греческие города, вместе взятые.

Командиром над соединенным греческим флотом назначили не Фемистокла (как можно было бы ожидать), а спартанского царя Эврибиада. Дело в том, что спартанцы были очень самолюбивы и ставили непременным условием своего участия в антиперсидской коалиции вручение им верховного командования — как на суше, так и на море. Талантливому Фемистоклу — ради спасения Греции! — пришлось уступить место лидера не такому уж способному Эврибиаду.

И вот оба флота—эллинский и персидский — сошлись у берегов саламинской бухты. И вот тут начинается мифология…

Роковая записка Фемистокла

По легенде (принятой на веру и историками), спартанец Эврибиад и еще ряд стратегов будто бы так испугались мощи персидского флота, что стали склоняться к бегству. Фемистокл всеми правдами и неправдами пытался отговорить коллег от такого глупого решения. Но все было напрасно. И тогда якобы Фемистокл пошел на рискованную хитрость: он отправил одного из своих доверенных рабов, Сикинна, перса по национальности, к Ксерксу с сообщением: «Афинский военачальник Фемистокл переходит на сторону великого царя и первый извещает его о том, что эллины хотят бежать. Фемистокл советует не дать им убежать, а напасть на них, пока они находятся в страхе, и уничтожить их морские силы». Ксеркс клюнул на приманку и приказал своим судам начать атаку. Грекам ничего не оставалось, как принять бой. Хитрость Фемистокла не позволила трусливым и недальновидным стратегам бежать с поля боя и, тем самым, погубить Грецию.

Между тем реальная картина была несколько сложнее. Эврибиад и другие стратеги, предлагавшие отступление, не стремились уклониться от боя в принципе. Они хотели лишь оттянуть его начало на несколько дней. Дело в том, что на подходе были еще 60 триер с острова Керкира (ныне Корфу). Эврибиад хотел лишь дождаться их прихода, чтобы собрать все силы в кулак.

Неубедительным кажется и содержание записки, которую Фемистокл якобы переслал в лагерь персов. Даже если этот факт и имел место (а не является плодом позднего поэтического вымысла), то предание явно исказило суть вещей. Дело в том, что греческий флот встал на пути персидского не просто так, а чтобы защитить свои сухопутные позиции на узком (а потому неприступном для удар в лоб) Истмийском перешейке от возможного морского десанта в тылу. Если бы Ксеркс получил от Фемистокла сообщение о том, что греки хотят отступать, он бы воскликнул: «Отлично! Пусть бегут. Теперь я смогу беспрепятственно высадить десант у них в тылу, а потом перебью все их флотилии по отдельности».

Нет, содержание записки Фемистокла должно было быть совсем другим. Примерно таким: «Великий царь! Со дня на день к грекам должно придти подкрепление — 60 триер с Керкиры. Если ты хочешь победить наверняка, опереди греков — нападай немедленно! А я, Фемистокл, вместе с афинскими кораблями перейду на твою сторону». Вот такая мотивация действительно могла побудить Ксеркса начать атаку.

Заодно, кстати, стоит и пересмотреть стереотипные представления о каком-то якобы грандиозном численном перевесе персидского флота (в два — три раза…). На самом деле если и спартанский царь Эврибиад, и персидский царь Ксеркс считали прибытие 60 триер с Керкиры делом первостепенной важности, то можно сделать резонный вывод: персидский флот был или равен греческому по численности, или лишь незначительно превосходил его.

Не количество, а качество!

Ключевым фактором, принесшим победу грекам, считается то, что битва произошла в узком проливе, где — по утвердившейся легенде — «численное превосходство персов нивелировалось». В тесном скалистом проливе якобы «громоздкие неповоротливые корабли персов не смогли противостоять быстроходным легким триерам греков».

Насчет подавляющего численного превосходства персов — как мы выяснили — это вопрос дискуссионный. Но не это главное. Важнее другое — действительно, зачем персы полезли в этот узкий пролив? Неужели в персидском лагере все были настолько глупы, что не понимали того смертельного риска, которому подвергают свой флот?

Эта несуразность объясняется просто. Персы вовсе и не собирались воевать в проливе. Достаточно посмотреть на карту, чтобы понять все, что произошло у этих скалистых берегов две с половиной тысячи лет назад. Дело в том, что греческий флот размещался в своего рода «бутылке». Корабли стояли в обширной бухте у материкового берега. Вход в бухту перекрывал — как затычка в бутылке — остров Саламин. Войти в бухту можно было, обогнув остров либо с одной, либо с другой стороны — по двум проливам. Один был узкий, второй — еще уже. Флот Ксеркса перекрыл оба пролива. Но основные силы стояли, естественно, у того пролива, что был чуть шире.

Есть еще одна деталь. Она касается мифических «тяжелых и неповоротливых персидских кораблей». Дело в том, что никаких собственно «персидских» кораблей у персов никогда не было. Флот Персидской империи — за все время ее существования — комплектовался кораблями и моряками, которые выставляли покоренные персами «мореходные» народы: финикийцы и греки Малой Азии (с так называемого Ионического побережья).

Финикийские моряки в особых рекомендациях не нуждаются. Их слава «первых мореплавателей Древнего мира» говорит сама за себя. Греки из Ионии тоже были первоклассными мореходами. Так что «персидские» корабли (а на самом деле — финикийские и греческие) не только не уступали «легким триерам греков», а превосходили их. Финикийские и ионические матросы были опытными профессионалами — в отличие от афинских ополченцев, посаженных на корабли (ведь Афины еще не стали той могучей морской державой, какой станут полвека спустя, при Перикле, — пока это был еще «младенец, делающий первые шаги»).

Так что опаснее полумифического количественного превосходства персов было вполне реальное их качественное превосходство.

Гений Фемистокла и неблагодарность афинян

Ив этой связи с особенным величием вырисовывается фигура Фемистокла. Именно его гений принес эллинам победу. Ксеркс (а точнее — его финикийские и греческие морские советники) вовсе не собирался лезть в узкий опасный пролив. И тогда Фемистокл пошел на риск. Он обернул недостаток (отсутствие кораблей с Керкиры) в свой козырь.

Припугнув царя персов скорым прибытием подмоги к грекам, он — одновременно — внушил ему уверенность в том, что лагерь греков сотрясают раздоры: спартанцы хотят отступать, а Фемистокл хочет перейти на сторону персов. Это все показатель серьезного кризиса в руководстве противника. Вдобавок к тому финикийцы и ионические греки крайне скептически оценивали боевые возможности молодого эллинского флота. При таких обстоятельствах прохождение персов через Саламинский пролив выглядело уже не так рискованно. Неопытный, раздираемый противоречиями флот греков будет придерживаться сугубо оборонительной тактики. У греков не найдется никого, кто осмелился бы на иное. К несчастью для персов, такой человек у греков нашелся. Это был Фемистокл.

Когда персы вошли в «бутылочное горло» пролива, Фемистокл не стал ждать их в глубине бухты (что было бы самоубийством), а подвел свои триеры прямо к тому месту, где находился выход из этого бутылочного горлышка. И когда корабли персов один за другим (по несколько штук одновременно, не больше — узость пролива давала о себе знать) выплывали из горлышка на долгожданный морской простор бухты, на каждый из этих кораблей набрасывалось по несколько греческих триер.

Эта тактика «волчьей стаи», или, если угодно, «пчелиного роя», оказалась крайне эффективной. Какими бы первоклассными моряками ни были финикийцы и ионические греки, но против вопиющего численного превосходства (по несколько греческих триер на каждый персидский корабль) поделать было ничего нельзя.

Те, кто не пошел ко дну сразу, поворачивали корабли назад, в пролив — и там натыкались на идущие навстречу новые корабли персов. Возникла чудовищная сумятица и паника, что превратило битву в настоящее побоище. Молодой, неопытный флот греков одержал сокрушительную победу над могучим и профессиональным персидским флотом. Стратегия Фемистокла привела к феноменальному успеху.

Впоследствии, через несколько лет, неблагодарные сограждане осудят гениального стратега на изгнание из родных Афин. Но дело Фемистокла переживет своего создателя. Афины станут самой могучей морской державой Древней Греции…